кивнул, сунул руки в карманы и озадаченно посмотрел на Таб:
– Только я не умею играть в принцессу. Я буду принцем и спасу тебя из темницы?
Таб захлопала глазами от удивления:
– Нет же, это я тебя спасу. Ты испугаешься дракона, потому что он большой-пребольшой, а я отрублю ему голову и спасу тебя. Будет много крови, и ты упадешь в обморок.
Майкл вскинул бровь:
– И все? На этом конец сказки для меня и дракона? Жестоко. Что ж, тебе придется научить меня этой игре, в этой области мне явно не хватает знаний.
– Ну ты же не можешь все знать и уметь, – заявила Таб, ведь она была доброй и милосердной девочкой.
– Значит, я не все знаю и умею?
Майкл рассмеялся, потом зарычал и принялся щекотать Таб. Убегая и догоняя, они носились по всему дому. Элла с умилением слушала счастливый визг дочери. Она снова и снова влюблялась в Майкла минимум пять раз в день, и сегодняшний не стал исключением.
– Саманта будет ждать меня в больнице, – выкрикнула она и взяла сумочку. – Жаль, что пришлось просить тебя уйти с работы раньше.
– А мне нет. Я увидел свою красавицу-жену и буду играть с моей любимой принцессой-воином.
Он опять принялся щекотать Таб, та повалилась на пол, извиваясь и смеясь.
Сердце кольнуло от боли, так ей хотелось остаться дома и провести вечер с мужем и дочерью. Они с Таб приготовили бы попкорн и устроились на диване в гостиной их маленького дома, где ее любили и принимали такой, какой она была.
– Мне надо переодеться.
– Зачем? – Майкл вытянул конец галстука из рук дочери. – Ты замечательно выглядишь.
– Не могу же я приехать в больницу в джинсах и свитере?
– Для визита в больницу существует дресс-код?
– Нет, но для визита к… – Элла запнулась. К матери она не может явиться в таком виде. – Неважно, мне надо переодеться.
– Элла!
Голос мужа остановил ее уже наверху.
– Что?
Пальцы нервно сжали перила. Майкл быстро взбежал по лестнице.
– Ты делаешь это ради мамы?
– Да.
И это далеко не все. Ради матери она отказалась от себя и ненавидела человека, которым стала.
– Ты имеешь право носить все, что пожелаешь.
Он откинул с ее лица волосы и крепко поцеловал.
– Я поеду с тобой, поддержу, если будет тяжело. Таб научила меня нескольким приемам против драконов. И обещаю не падать в обморок, даже при виде лужи крови.
Элла натянуто улыбнулась:
– Спасибо, но мне лучше поехать одной.
– Почему? Я знаю, она тебя обидела, но прошло пять лет, Элла. У нас растет дочь.
– Знаю. Я все это знаю.
– Но ведь должен быть способ залечить рану. У вас сложные отношения, но ведь она бабушка Таб.
– И что? Это ничего не значит.
Эллу приводила в ужас одна лишь мысль о том, чтобы показать дочь матери.
– Пойми, мама знает, как стать лучшим генеральным директором, какой совет дать отчаявшемуся человеку, может увидеть ошибки в восхождении по карьерной лестнице и указать на них. Но она неспособна быть бабушкой. Ты ошибаешься, если думаешь, что мама милая и заботливая. Я не раз совершала одну и ту же ошибку и сейчас совершаю. Мне надо побороть себя, измениться, иначе я снова и снова буду испытывать боль и разочарование. Я не желаю вовлекать в это Таб, даже ради воссоединения семьи.
– У тебя есть семья, Элла, – Майкл прижал ее к груди. – Я, Таб и Саманта.
– И больше мне никого не надо. Главное не количество, а качество, верно?
– Прости, не хотел тебя расстраивать.
– Я знаю, любимый, но не жду, что ты меня поймешь. Мама никогда не гордилась мной и тем, что я сделала, ни одного мгновения в жизни. – Элла сглотнула ком. – И ни разу не сказала, что любит меня.
Муж поцеловал ее в висок:
– Я горжусь тобой. И я люблю тебя.
– Знаю. Спасибо тебе.
Ей должно хватать и этого, но нет. Глубоко в душе она все еще чувствовала себя неудачницей. Что же она за человек, если так разочаровала мать?
– Я понимаю, тебе было больно и обидно, что она не пришла на нашу свадьбу. Мне тоже, точнее, я был невероятно зол. Но, милая, прошло почти пять лет, может, настало время перевернуть страницу? Скоро Рождество – время добрых дел. Ей наверняка любопытно посмотреть на мужчину, которого выбрала дочь.
Элла опустила голову на грудь мужа, чтобы он не видел покрасневших щек. Как же получилось, что все так запуталось?
Маме совсем не любопытно, потому что она не знает о браке дочери. И о том, что у нее есть внучка. Элла ничего ей не сказала.
И на свадьбу мама не пришла не потому, что не хотела. Элла просто ее не пригласила.
Гейл
Невыносимо хотелось пить, но она не могла дотянуться до стакана. Боль пронзала голову от виска до челюсти. Прокручивая в памяти недавние события, Гейл мечтала нажать на кнопку «пауза» в тот момент, когда на нее стала падать ненавистная фигурка. Ужасным было и то, что приходилось подчиняться человеку, дававшему болеутоляющее, а она ненавидела, когда за нее принимают решение, – это личное дело каждого. С трудом переносила собственную беспомощность, ведь когда-то она поклялась, что больше не позволит себе оказаться в зависимом положении. И все же эти ядовитые чувства вернулись в жизнь, и они вселяли страх, стали напоминанием о том, что она обычный человек, а Гейл предпочитала считать себя несокрушимой. Снаружи доносились шаги, пиканье аппаратов и запах дезинфицирующего средства. Неужели так трудно зажечь ароматическую свечу? Издалека доносились обрывки разговоров людей, часто употреблявших непонятные термины: палата интенсивной терапии, ЧМТ, клинический анализ, МРТ. Она для них пациент, а не человек. Почему врачей не учат нормально разговаривать?
Выяснилось, что, помимо травмы головы, у нее ушиб грудной клетки, видимо, потому такое чувство, будто на нее наступил слон. Головокружение и боли мучили Гейл с той поры, как она вернулась в сознание. Создавалось впечатление, что кто-то продолжает лупить ее по голове тем чертовым призом.
В больнице ее постоянно осматривали, задавали бесконечные вопросы, ответы на которые стали отчаянной попыткой обрести контроль над ситуацией. Да, чувствую себя нормально (ложь). Нет, голова не болит (еще большая ложь).
Гейл казалось, что она отвечала правильно, но ее не собирались отпускать домой.
– Могу я идти? – прохрипела она и прищурилась, когда силуэт медсестры раздвоился. С такими симптомами ее точно оставят в больнице.
– Пока нет. Нам неизвестно, как долго вы были без сознания. Возможно, около восьми минут. Надо за вами понаблюдать.
Она что, курс акций?
– Я хочу домой.
– Никто не любит больницы, но для вас сейчас это самое безопасное место.
Гейл сочла утверждение спорным. Медсестра, видимо, не осознает, насколько снисходителен ее тон.
– Голова болит.
– Знаю, – кивнула медсестра и повернулась к двери. – Я могу вам помочь?
Яркая вспышка перед глазами привела Гейл в ужас. Что это? Кровь? Она заливает ей глаза? Послышалось перешептывание, и медсестра подошла к ее кровати:
– К вам посетитель, Гейл.
Гейл? Разве они подруги или родственники? Как же отвратительно болеть, никому не пожелаешь пережить такое.
Красное пятно съехало в сторону, и тогда она поняла, что это человек.
– Здесь ваша дочь, – медсестра склонилась к самому ее лицу.
Дочь. Гейл повернула голову – опрометчивое действие, которое отдалось с трудом переносимой болью.
Красное пятно – ее дочь?
Фигура приблизилась, заслонив собой яркий свет, и она разглядела женщину в красном шерстяном пальто. Собранные на затылке волосы, несколько выбившихся светлых прядей, порозовевшие от холода щеки. Женщина стояла в шаге от кровати с ледяным выражением лица.
Саманта! Это же Саманта. Она здесь, в больнице.
Сердце подпрыгнуло и упало, только сейчас Гейл осознала, как боялась, что дочь не приедет.
Она вспомнила их последнюю встречу – ужасную – и быстро прогнала неприятные мысли. Не стоит сейчас об этом думать, для всех будет лучше сделать вид, что ничего не произошло, им необходимо начать сначала. Безопаснее поговорить о чем-то нейтральном.
Но о чем?
Что обычно говорят друг другу люди, не видевшиеся пять лет?
– У тебя теплое пальто, – произнесла Гейл, – хотя дорогую вещь лучше покупать черного цвета, а не красного. На следующий сезон он выйдет из моды, и пальто займет место в глубине шкафа.
– Спасибо, что высказала свое мнение, – голос Саманты звучал на удивление спокойно. – Но я уже сама в состоянии решить, что носить.
– Разумеется, я лишь хотела…
– Давай сменим тему.
– Давай.
Гейл вжалась в подушку, недовольная тем, что так неудачно начала разговор, но и Саманта тоже хороша. Приложенные огромные усилия не изменили ее чувствительную натуру, а такому человеку сложно
