Она не сломлена и не потеряна, она просто измотана. Как бы я хотела помочь нам обоим.
Слушая ее рассказы о семье, я думаю, как же хорошо, что у меня никого кроме себя и нет. Друзей нет, родни нет. Была только работа и та канула в лету. Меня никто не будет искать, никто даже не будет вспоминать. Я всегда сторонилась близких знакомств, особенно сторонилась чувств к людям, неважно дружеских или любовных. Это было непозволительно в моем мире, полном интриг и опасности.
— Интересно, какая погода на улице? Я бы хотела сейчас выдохнуть свежего воздуха и пройтись босиком по мокрой от дождя траве, — Мила смотрела в потолок, а слезы продолжали литься по ее щекам. Мне было жаль ее больше, чем себя. Намного больше, даже сердце обливалось кровью. Представляю, как она тоскует, как она хочет на свободу, к своей семье и родным, представляю как это, когда в одно мгновенье все обрывается.
— Думаю там жарко, у нас тут хотя бы есть есть кондиционер, — хреновая из меня поддержка, я знаю.
— Я бы предпочла сгореть на солнце, нежели тут наслаждаться прохладой.
И тут я была с ней согласна, я не видела белого света десять дней, точнее девять, если не считать вид из окна и уже скучаю. Скучаю по ветру, такому жаркому и колкому, который покалывает щеки в полдень. Скучаю по толпам людей в мегаполисах и бездомным животным, ищущих ласку и заботу возле ближайших магазинов. Скучаю по солнечным лучам, от которых все так и пытаются скрыться за очками и кепками. По грому, молнии, дождю, по гулу, по громкой музыке, льющейся из машин в ночное время суток.
Когда что-то теряешь, начинаешь ценить. Точно подмечено.
Смотря на Милу, я понимала, что в реально жизни мы бы вряд ли стали подруга. Мы совершенно разные, как лед и огонь, как вода и земля. Разные, от слова совсем. Не знаю, но, если мы выберемся отсюда, именно МЫ, я ее не оставлю, то думаю продолжим общаться. Она оказалась очень светлым человеком, доброй и даже слегка наивной, но ей всего двадцать один. Она не связывалась со странными плохими компаниями, она не работала на правительство, не переходила потом на иную сторону закона. Она росла в полной семье, полной любви и заботы друг о друге. Не представляю даже как тяжело ее родителям, они, наверное, готовы отдать все, чтобы вернуть свою дочь, вот только она, так же, как и я — пропала бесследно. И наше единственное отличие в том, что ее за стенами этого ада еще ждут.
Наши разговоры и мои размышления о былом и будущем прервала открывшаяся дверь, в проеме которой стоял Дмитрий. Он был одет сегодня крайне странно, широкие штаны бежевого цвета, растянутая черная майка-алкашка, в сланцах. Не ожидала увидеть его таким. За все те дни, что его не было я даже почти забыла, как выглядит его лицо и как мне противны его прикосновения.
— Пойдем, — он улыбнулся, при этом смотря в пол и облизывая языком нижнюю губу. Он умеет улыбаться? Да уж.
Мы с Милой переглянулись, не понимая кому именно это было адресовано.
— Ника, пойдем, — он уставился на меня как ястреб на маленькую рыбку. Все тело покрылось мурашками от холода его голубых глаз. Мы перевернулись, и я послушно пошла за ним. Мила проводила меня взглядом, и я думаю надеялась, чтобы со мной не произошло ничего плохого. Она точно надеялась.
Мы поднялись на первый этаж. На тот самый этаж, где выход на улицу. Я удивилась. Прошли в глубь дома. Сейчас я могла рассмотреть светлые стены, картины с зеленью и морями, украшающие их, могла рассмотреть камин, стоявший в большом светлом зале с темно-коричневыми задернутыми шторами. Стояли вонючки, как их диффузоры, на всех плоскостях, пахло чем-то непонятным, но больше похоже на бергамот и, какаю-то хорошо слышимую, ядреную смесь. мы прошли прямо и попали на кухню. Бежевый гарнитур, остров, барная стойка, два больших холодильника, видимо, чтобы запасаться продуктами и прокормить нас. Большой обеденный стол, даже не большой, а я бы сказала огромный, деревянный с цветами по центру. Белые лилии. Сука, ну почему лилии? Ненавижу лилии еще с детства, кто-то присылал каждый месяц мне букет в детский дом, пока я оттуда не сбежала. Это напоминало мне о прошлом, о моей дрянной матери, безликом отце и брате. По-моему, у меня когда-то был брат, но я не помню его лица, имени и даже не знаю был ли он на самом деле. Все эти воспоминания приходили с белыми лилиями и тут они.
Дмитрий прошел прямо и присел за стол. Я последовала его примеру, усаживаясь подальше от ненавистных цветом.
— Этот букет для тебя, — он снова улыбнулся. Что с ним? Что такого могло произойти, раз этот черт сегодня так приветлив еще и веник мне притащил.
— Извини, я ненавижу лилии, — я откинулась на спинку кресла. Кажется иметь меня на этом столе в егопланы не входит, хоть кто знает этого больного ублюдка с ужасным вкусом на цветы.
— Да? Жаль, — его зубы сверкали как звезды на ясном ночном небе, солнечные лучи создавали в комнате прекрасные блики, и я предпочла отвлечься на них. Кто знает, кто знает, но это было очень похоже на лучик надежды, еще теплится в моем маленьком черством сердце. Я на какое-то мгновение даже представила нас семейное парой, которая пришла с работы после тяжелого дня и уселась поговорить за столом перед ужином. Мечты, мечты. Точнее глупые наивные мысли, какие нужно гнать прочь. Он монстр и извращенец и я никогда не буду ему парой, даю себе слово.
— Зачем мы сюда пришли? — да, именно этот вопрос интересовал меня больше всего. Внимательно изучая хозяина, я сегодня видела в нем что-то доброе и хорошее, он был приветлив, вежлив, даже подарил мне ссаный веник. Что с ним произошло?
— Я хотел показать тебе свой любимый чай, зеленый, с мелиссой, будешь? — он снова изогнул губы и даже подложил руку под подбородок, внимательно изучая меня в ответ. Я была в сомнениях, растеряна. Это что за эмоциональные качели такие?
— Да, буду.
Дмитрий поднялся со стула и направился к острову, на котором уже стояли две белые кружки. Он принес сначала их, кивнул мне, когда поставил передо мной мою и после принес шоколад.
— Извини, я не ем сладкое, но спасибо за чай, уверена он очень вкусный, сейчас остынет и попробую, — я пыталась быть милой. Пыталась после его выходок,
