громче повторила Хелена. – Или вы забыли мои слова о пожаре?
Пока Хелена договаривала фразу, восторженно-радостное выражение лица Камиллы блекло, а глаза стекленели. Минуту простояв в ошарашенном молчании, девушка прикрылась руками и громко выдохнула.
– Я не могу поверить! – Она повернулась к недоумевающему Эмилю. – Провидица об этом говорила, она предвидела, что скатерть загорится!
– Мадемуазель Пэти, вы что‑то сказали о пророчествах? – спросил кто‑то из рядом стоящих.
– Она предсказала, что скатерть загорится! – вопреки всем приличиям Камилла ткнула в Хелену пальцем.
– Неужели? – откликнулась какая‑то дама. – Господи, выходит, это не просто слухи!
Толпа обрастала новым, уже не встревоженным, но полным восторга и удивления шумом. Мадемуазель де Фредёр вновь ощутила на себе множество взглядов. Внезапно ее начало гложить чувство, что подобное внимание незаслуженно. Однако Хелена держала лицо. Надела на себя маску самоуверенного равнодушия, в то время как от волнения у нее за спиной дрожали руки.
«Возможно, я и не настоящая провидица, раз не управляюсь с собственной головой. Или везение с тем, чтобы угадывать значения снов, рано или поздно кончится, – думала она. – Но тогда я должна быть хорошей актрисой. Страшно будет лишиться всего этого».
Постепенно всеобщее волнение поутихло. В припыленных летних сумерках дети играли в петанк [12], дымок поднимался от жареной на вертелах дичи. Хелена вернулась в общество девушек с лодки, но теперь они обращались с ней куда почтительнее. Советы об одежде, жизни и любви, которые Хелена отмеряла им с легкой руки, слушали вдумчиво. Девушки повторяли их друг за другом, словно пытаясь найти в посредственных истинах сакральные смыслы.
Под радостные возгласы одна за другой откупоривались бутылки с шампанским, и с каждым хлопком от пробки крики становились все веселее. Мадемуазель де Фредёр постепенно брал хмель – она не слишком привыкла к спиртному, и теперь пьянела даже от вин. Несколько раз она искоса смотрела на Эмиля – тот успел окончательно обсохнуть и теперь красовался перед другими юношами, обращаясь со своей тростью, будто со шпагой. Наблюдать за ним было приятно: в откровенном ребячестве сквозила та легкость, которой сама Хелена не ощущала и в детстве. На миг их взгляды пересеклись, Эмиль задел одного из своих приятелей тростью. А потом заливисто рассмеялся, держась за живот.
Следующий день обещал быть ветреным – вдалеке затухало красное закатное солнце, и тяжелые багряные тучи сливались у горизонта.
Хелене казалось, что общее настроение отчего‑то ее не касается. Словно вокруг нее возник стеклянный барьер, который мешает ей прикоснуться к внешнему веселью.
«А если могло случиться так, что способности достались мне по ошибке? В этом ведь… в этом есть что‑то странное. – Невидящим взглядом девушка посмотрела на реку сквозь бокал с шампанским. – Страшно представить, сколько мне, возможно, придется заплатить за это».
– Провидица! О чем вы задумались? – Камилла принялась шутливо обмахивать ее своим веером.
Мадемуазель де Фредёр безрадостно усмехнулась и обвела поляну рукой.
– О том, насколько дорого все это стоит.
Камилла, слегка пошатнувшись, поднялась с травы и протянула Хелене руку.
– Допивайте шампанское и пойдемте танцевать! Все это не будет стоить и сантима, если мы не повеселимся вдоволь!
Хелена залпом осушила бокал, и уныние рухнуло на дно желудка вместе с шампанским. Бежали минуты, и от спиртного сознание мутнело все больше. Спустя месяцы она так и не смогла ясно вспомнить окончание того пикника, лишь отдельные образы: раскрасневшееся лицо Камиллы; гроздья винограда у обугленного края скатерти; руки Эмиля, в танце влекущие ее за собой.
Вечер стал одним из самых радостных событий того лета. Уже впоследствии мадемуазель де Фредёр пыталась воссоздать ощущение подобного беспечного задора, но ей это никак не удавалось.
Уже сидя в карете, Хелена, слегка протрезвевшая от ночной свежести, смотрела в пустоту напротив себя. Девушку знобило от тревоги, возникшей из-за всплывшей в памяти фразы.
«Вы слышали под водой что‑нибудь?» – Беззаботный вопрос Камиллы, от которого Хелену теперь бросило в дрожь.
Она закрылась руками, не в силах более упираться взглядом во тьму. И тихо прошептала, как если бы напротив нее кто‑то сидел:
– Я слышала, мне показалось, что там…
Со дна реки звучал чей‑то смех.
Аркан IX
Вопреки прекрасному самочувствию возле реки, лихорадка скосила Хелену на следующее же утро.
Пэти прислали к ним домой слугу, дабы тот лично объяснил месье де Фредёру вчерашнее происшествие, подчеркнув героизм их сына и исключив любую причастность дочери. Также семейство выразило готовность выслать к Хелене семейного врача и оплатить все лечение. Пласид отказался, посчитав нелепой подачку от внезапно разбогатевшей, но так и не научившейся распоряжаться деньгами семьи.
Слушая, как Эмиль вытащил его дочь из воды, месье де Фредёр испытывал смешанные чувства: как бывший военный он испытывал гордость за то, что и среди молодежи есть столь отважные и самоотверженные сыны; как отец, за чьим ребенком не досмотрели, он кипел от беззвучной ярости.
Хелена не испытывала ни обиды на Камиллу, ни благодарности к Эмилю. Ее сознание превратилось в обитый мягкой, глушащей звуки тканью коридор. Когда приехал врач, о своем самочувствии девушка говорила обрывочно и несвязно. Грань между тревожным сном и действительностью для нее вдруг стерлась.
– Мадемуазель, мне нужно посмотреть ваше горло, – объяснял пожилой врач, настойчиво проталкивая ей в рот деревянную палочку, – будьте добры не смыкать зубы.
– Я шлишком уштала падать в… эту пуштоту, – проговорила девушка с деревяшкой во рту, а потом рывком откинулась назад и звучно закашлялась. – Уберите, этому в моем рту не место!
– У нее тяжелая степень бреда из-за поднявшейся температуры, – обратился к Пласиду старик, – боюсь, у вашей дочери развивается чахотка, месье.
Лицо Пласида скривилось, будто от боли.
– Она ведь могла простыть, почему обязательно чахотка?
– Изнеженные и хрупкие натуры больше остальных подвержены этому недугу, месье. – Врач снисходительно улыбнулся. – В жизни молодых барышень слишком много душевных страстей, а организм ослаблен спертым воздухом.
Врач, месье Шаброль, погладил Хелену по взмокшему лбу. Прикосновение чужих пальцев, показавшихся холодными, вызвало тихий стон и потребность сильнее укутаться в одеяло.
Исчерченное глубокими линиями морщин лицо доктора выражало мягкое сочувствие. Но взгляд выцветших голубых глаз оставался спокойным и безучастным. Пласид это прекрасно видел и испытывал по отношению к месье Шабролю все большую неприязнь. Но выразить ее он никак не мог – в эту минуту старик оставался единственным, кто мог помочь его внезапно захворавшей дочери.
– Когда жар спадет, давайте мадемуазель переписывать ноты и чаще берите ее с собой на прогулки. – Врач говорил все с той же мягкой улыбкой и
