сказал Марк слабым голосом, – останешься со мной в больнице, ладно?
– Я же не просто покататься с тобой поехал.
Он закрыл глаза.
– Ладно, но ты просто останься со мной.
В больнице ему наложили десять швов. Рентген не показал ни переломов, ничего такого, так что врач сказал, что мы можем ехать домой. Я только не знал, как мы туда доберемся: машину Чарли я оставил на танцах, и, если подумать, то и Кэти я оставил там же. Это меня немного беспокоило, но гораздо больше меня беспокоило, как довезти Марка до дома.
Марк сидел прямо, но голова у него была мутная, от обезболивающих он был сонный и под кайфом. Пиво, которое он выпил в машине, возможно, тоже еще не выветрилось. Он был плох.
Я подумал было вызвать такси, но я не знал, как буду платить даже за вызов скорой. И тут внезапно меня спасли Кэти и Кертис. В любой другой момент один вид этой парочки вместе вывел бы меня из себя, но тогда я обрадовался.
– Я пригнал машину, – сказал Кертис. – Я подумал, вам иначе домой не добраться. Марка отпустили домой?
– Да, сказали пару дней полежать, а потом через пару недель заехать снять швы. Помоги мне затащить его в машину.
– Здорово, Понибой! – приветствовал его Марк. – А ты что тут делаешь?
Мы с Кертисом подняли его на ноги, встали по бокам и каждый закинул по руке себе на плечо.
– Пошли, парень, – сказал я. – Пора домой.
Марк попытался идти сам, но чуть не упал, так что мы наполовину затащили, наполовину занесли его в машину. Мы уложили его на заднее сиденье и залезли сами.
– Слушай, – вдруг сказал я, – а как ты завел машину без ключей?
Кэти обернулась и посмотрела на Кертиса.
– Да, правда, как?
Он покраснел.
– Угнал, – наконец сказал он. – Марк уже давно меня научил.
Я чуть не рассмеялся, это было так похоже на Марка.
– Ты, главное, не привыкай, – сказал я.
Кертис покачал головой.
– Я никогда раньше этого не делал.
Я наконец понял, что Марк был прав насчет Кертиса: он был не высокомерный, а просто застенчивый.
Я довез его до дома. Было очень обидно просто отвезти Кэти домой, но делать было нечего. Марк что-то пел сам себе на заднем сидении. У него был хороший голос, но песню он выбрал ту еще, так что Кэти делала вид, что не слышит. Я проводил ее до двери.
– Мне очень жаль, что всё так обернулось, – сказал я.
Она усмехнулась.
– Мне тоже, но слава богу, что с Марком всё не так плохо. Я хорошо провела время, правда – особенно с Понибоем, когда мы ехали за вами в больницу.
Я быстро посмотрел на нее. Она просто дразнила меня, хотела позлить.
– На самом деле нет, – продолжала она. – Он не в моем вкусе, слишком молчаливый.
– Не то что я.
Я хотел было поцеловать ее, но никогда не знаешь, некоторые девчонки целуются на первом свидании, другие нет. Так что я решил, что на всякий случай не буду. И потом, на крыльце горел фонарь, и из-за занавесок на нас уставились четыре или пять мордашек.
– Я тебе позвоню, – сказал я наконец.
Когда мы с Марком добрались домой, действие обезболивающих выветрилось, у него по лицу тек пот и, возможно, слезы, но он ухмылялся, как всегда.
– Не очень-то мне хорошо, Брайон, – вот и всё, что он сказал.
Я помог ему войти в дом и уложил в постель.
– Сможешь уснуть? – спросил я, выключив свет.
– Вряд ли, чувак, у меня так голова болит. Ты устал, Брайон?
– Не-а, – сказал я.
Я сидел на кровати, прислонившись спиной к стене, и курил. В лунном свете я ясно видел Марка. Он подложил руку под голову и смотрел на луну.
– Ну если ты всё равно не собираешься спать, и я не собираюсь, может, поговорим?
– Я не против, – сказал я.
– Знаешь, когда я только пришел в себя, после того как этот парень мне вломил, я жутко испугался. Думал, я умираю. Это было странно. А потом я понял, что ты там со мной, и успокоился. Брайон, знаешь, у меня вся семья – только ты. Нет, конечно, твоя мама ко мне очень добра и всё такое, но все-таки она не моя старушка. А вот ты мне как брат. Настоящий брат.
У Марка никогда не было настоящей семьи. Помню, когда мы были маленькие, я сказал, что он не особо похож на своего отца, а он тогда сказал: «А он мне не отец. Мой настоящий отец – ковбой, он участвует в родео [6]. Моя старушка говорила, что у него золотые глаза и золотые волосы, как у меня, и что он в родео выиграл кучу призов».
Я тогда подумал: вот это круто, его папа – ковбой! Но когда я вырос, я понял, что это означало: Марк был незаконнорожденным. Мне казалось, его это не беспокоит, но мне про всё так казалось. А может, на самом деле беспокоило, просто я не знал.
Тишину прервал голос Марка:
– Это, наверное, еще обезболивающие не выветрились. Не знаю, чего это я разнюнился.
– Для меня ты всегда был братом, – сказал я.
Я видел в темноте лицо Марка. Он улыбался.
4
На следующий день Марку не стало лучше. Когда я спросил, болит ли у него еще голова, он ответил: «Ага». Марк никогда не признавал, что ему по-настоящему больно. Я позвонил врачу из телефона-автомата, но он сказал только, что Марку будет больно еще пару дней, и чтобы я следил за соблюдением постельного режима и давал ему аспирин. Вот уж помог так помог.
Я вернул Чарли машину и рассказал, что случилось, но он особо не заинтересовался. У него были свои собственные проблемы: он получил повестку в армию. Я очень торопился домой – не хотелось оставлять Марка одного. Уж не знаю, от чего ему было хуже: от боли в голове или от необходимости лежать в постели. Он бы наверняка наплевал на предписания врача, но стоило ему сесть, как у него тут же начинала кружиться голова. Телевизора у нас больше не было, а читал он плохо. Даже покер его не интересовал.
– Может, почитаешь мне? – предложил он, когда я уже весь мозг сломал, пытаясь придумать, чем бы нам заняться.
