перевести дух. Опустила торбу на землю. Прислушалась — тихо, никто не ломится сквозь кусты, не рычит, не лаёт. Неужели собаки след потеряли?
Шорох слева! Сосновые лапы зашевелились.
— Кто там!?
Бежать сил не было. Усталость накатила внезапно, одним вдохом-выдохом. Может, заяц?
Не заяц!
Мальчишка сидел на стылой земле, обхватив колени. Смотрел любопытно и настороженно. Волчья шуба мехом на две стороны. Копна длинных спутанных волос.
—Эй! Не бойся. Собаки повернули назад. Выходи.
Мальчик на четвереньках выполз из-под еловых веток. Поднялся, отряхиваясь. Невысокий, на голову ниже, бледный, босой. Бедолага. Землю-то морозом прихватило. Ноги даже в сапожках замёрзли. А это чудо в полотняных штанах, простоволосый. И шуба странная. Разве можно шить мехом на две стороны?! Такую даже ряженые на святки остерегутся одевать! Чтобы не накликать…
Может, убогий?! Стоит, молчит, пялится серыми глазищами. Хотя, если он один в лесу ночевал, немудрено от страха и онеметь. Нужно отсюда убираться, да побыстрее. Солнце уже скрылось за высокими соснами. Времени до темноты всего ничего…
— Пойдешь со мной? У меня есть дом, ну…почти. И еда. Сейчас придем, огонь разведем, согреемся, поедим.
Найдёныш нерешительно топтался на месте.
— Ну, идём же. Скорее. Ты, небось, давно не ел, кожа да кости.
Она отломила ещё теплую краюшку хлеба и протянула мальчишке.
— Давай, жуй, и пошли быстрее.
Он осторожно взял хлеб. Понюхал свежий ломоть. Довольно зажмурился. Распахнул огромные серые глаза.
Запах прелых листьев и морозной земли…
Шорох снежинок и журчание ручья подо льдом…
Озноб по коже…
Жар в ладонях…
Белое марево перед глазами …
Ну, уж нет!
Хрясь!
Подзатыльник удался на славу. Рука у панночки была крепкой. Мальчишка отскочил, втянул голову в плечи. В лохматой шубе он походил то ли на взъерошенного воробья, то ли на приблудного щенка.
—Ты что это удумал, сопля? Меня — чаровать!?
—Я не чаровал, просто посмотрел, — голос шелестел сухой травой, шуршал опавшими листьями. — Зачем дерешься?! Вчера Никифор поварешкой стукнул, бабуля чуть не придушила, теперь ты. Злые вы все! А ещё в моем лесу живёте!
Он обиженно надул губы. Того и гляди расплачется. На лицо упала капля дождя, вторая, третья — с чистого безоблачного неба!
— Каком-таком твоём лесу?! Это наш лес. Наш! Я тут хозяйка! Понял?!
Девочка топнула ногой, сжала кулаки. Ее внезапно захлестнула ярость и веселый задор.
—Это. Мой. Лес.
Яркий луч солнца из-за туч…
Далекий раскат майского грома…Заливистый смех — весенней капелью. Чистая детская радость на чумазой рожице…
Он откусил хлеб, медленно разжевал, проглотил. Блаженно зажмурился.
Запах первого снега, ледяная вода родника…
Девочка опешила. Мальчишка кружился на месте с безумно счастливым видом, запрокинув лицо и закрыв глаза.
Блажной, как есть блажной! Ну и пусть себе под ёлками сидит. Нужно уходить. Подобрать котомку с добычей и шмыгнуть в кусты.
Через десяток шагов ей стало совестно. Еще чуток — и стемнеет. Что с этим дурачком ночью будет?! Она представила жуткие следы когтистых лап вокруг дома. Эх!
Мальчик сидел на земле и с аппетитом жевал хлеб.
— Вставай, простудишься, дурачок. Нужно уходить. Скоро ночь. Знаешь, какие твари тут бродят?! Мельничихины собачки рядом с ними — ангелы божьи.
Она схватила найденыша за руку и потянула за собой.
— Откуда же ты взялся на мою голову, чудо лесное?!
Чудо покорно брело сзади. Не отставало.
— Меня Ядвигой зовут. А ты кто?
—Я — это я.
— Как тебя зовут, дурень?!
— Меня через корни зовут, через землю. Через хлеб тоже можно. Люди — через хлеб часто кличут. Я хлеб люблю. Вот огонь не люблю. Через огонь меня не зови, я тогда жутко злюсь!
— Глупый хлоп! Что ты несёшь? Какие корни, какой огонь?! Имя у тебя есть?
— Нету. Бабуля тоже чудом лесным называет. Никифор — пакостью мелкой дразнится. Один Старый меня любит!
Девочка стала как вкопанная. Тропинка, до сих пор хорошо различимая между елей, исчезла. В какую же сторону теперь? Как-то слишком быстро сгущались сумерки. Стало очень тихо, исчезли привычные звуки леса. Ядвига крепче сжала руку найденыша. Нужно быстрее найти избушку. Успеть замкнуть круг. Куда же идти? Нельзя паниковать. Как батюшка-охотник учил — задержать дыхание, закрыть глаза, выдохнуть свой страх.
Враз стали горячими ладони, волна тепла прошла по рукам, закружилась голова, зашумело в ушах.
Судорожный вдох — сердце замерло, трепыхнулось, сбиваясь с ритма.
Выдох — жар и шум в ушах исчезли, голова перестала кружиться, выровнялся пульс. Она открыла глаза. Вокруг летали крупные редкие снежинки. А на мерзлой земле виднелась невесть откуда взявшаяся тропа!
— Нам туда. Мы почти пришли. Не бойся.
Она уверенно потянула нового знакомца вправо. Мальчик притих. Он послушно шел следом, крепко вцепившись двумя руками в ее ладонь.
…Они сидели на лавке, прижавшись друг к дружке, укрывшись волчьей шубой. В очаге горел огонь. Провести ещё одну ночь в стылом доме?! Ну уж нет! Охранный круг на крепком замке, дверь изнутри запечатана кровью.
Ползая по земле, Ядвига заметила, что найденыш, сидя на пороге, с интересом за ней наблюдает. А потом, когда она разрезала палец и, набрав на лезвие кровь, начертила на дверях крест, молча взял ноющую руку в ладони, поднес к лицу и подул на рану. В темную сырую хижину будто залетел теплый весенний ветер, запахло скошенной травой и диким медом. Девочка зажмурилась от неожиданности, а когда открыла глаза, ветерок исчез вместе с болью от пореза.
Странный гость, как ни в чем не бывало, залез с ногами на лавку и потребовал хлеба с колбасой. Но, увидев, что его подружка разжигает огонь, забился в самый дальний угол, закутался в свою шубу так, что только кончик носа торчал. Глаза подозрительно заблестели.
— Ты чего, глупый? Это просто огонь. Знаешь, как я замёрзла?! Хоть сапоги просушу. Второй день в мокрых хожу, пальцев не чувствую… А хочешь, колбасу пожарим? Ты что, огня боишься?
— Я помню, как горел лес, — мальчишка всхлипнул, голос его дрожал, — обычный лес. Это очень страшно. Я не смог помочь. Бабуля после того пожара неделю пластом лежала.
— Она сильно обгорела, да?
— Нет. Дождевые тучи капризные, слушаются плохо. Вот она и ослабла. Я боялся, что не выживет. Она ведь у меня старая-престарая, — шепот, как шорох пепла в остывшем очаге.
Девочка удивлённо смотрела, как по детскому лицу текут слезы. Тихонько села рядом, осторожно погладила его по голове. Мальчик прижался щекой к ладони,
