«Приятно, — думал Савелий, — когда твоя девушка не только красива, но еще добра, умна и талантлива».
Конечно, в жизни Савелия были очень разные женщины и все они были по-своему замечательны. Но сейчас он, кажется, действительно не на шутку влюбился. Ему было очень приятно наблюдать, как внимательно слушает Вероника каждое его слово, какими по-детски восторженными глазами смотрит на него, как ласково называет его Савушкой. Да, они не просто нравились друг другу. Кажется, это была любовь, возможно, самая большая в жизни бойца-одиночки Савелия Говоркова…
Прилетев в Айа-Напу, Савелий и Вероника получили свой багаж и вскоре уже переступали порог четырехзвездочной гостиницы «Адаме Бич». Над Кипром вставала огромная луна.
— Ну как, нравится? — спросил Савелий, бегло осмотрев скорее по привычке, чем по необходимости, просторный гостиничный номер.
Включил торшер.
— Савушка, милый, да мне бы и в шалаше с тобой было хорошо. А тут просто здорово. Пойду приму душ с дороги. — Вероника поцеловала Савелия в губы, одарив его при этом призывным взглядом вдруг потемневших от желания глаз, и, рассмеявшись, упорхнула в ванную.
Савелий достал из сумки купленную в аэропорту бутылку красного кипрского вина, открыл и разлил вино по бокалам, прислушиваясь к плеску воды. И только он сделал первый глоток. Вероника позвала его голосом, в котором угадывалась дрожь волнения:
— Савушка… Иди сюда ко мне. Чего же ты ждешь?
Савелий распахнул дверь и увидел свою красавицу во всем великолепии ее наготы: идеальной формы груди, безукоризненно стройное тело, темный треугольник волос внизу живота, а главное — эти зовущие, горящие страстью, сумасшедшие глаза.
— Ну, иди же ко мне… Савушка, любимый… — тихо проговорила девушка и неожиданно стыдливо потупилась.
У Савелия закружилась голова, в висках застучало, он шагнул к Веронике под теплые струи воды и обнял ее. Опустился перед ней на колени и медленно, отводя своими сильными руками ее слабые руки, стал целовать ее бедра, живот.
Вероника застонала от наслаждения. Ее била мелкая дрожь. Савелий поднялся и стал целовать ее груди, слегка покусывая напрягшиеся острые соски. Наконец их губы слились в поцелуе. Вероника, сдаваясь его мощному напору, повернулась к Савелию спиной.
Он принялся целовать ее розовые ушки, жадно гладя ее груди и живот.
Потом вдруг подхватил ее на руки и осторожно, боясь уронить драгоценную ношу, понес девушку в комнату, где в мягком полумраке их ждали белеющие простыни огромной двуспальной кровати. Савелий хотел погасить свет, потянулся было к торшеру, но Вероника слабо запротестовала:
— Не надо, Савушка… Я хочу видеть всего тебя… Видеть твое тело, твои сумасшедшие голубые глаза, в которых мне хочется просто утонуть…
Савелий лег с ней рядом. Девушка начала покрывать все его тело поцелуями — в глаза, в губы, в ключицы, скользя ниже и ниже. Вот она с необыкновенной нежностью коснулась губами его шрама на животе, а вот уже осторожно провела язычком по его раскаленной и сладко набухшей плоти.
По телу Савелия прошла судорога. В гостиничном номере воцарилось молчание. И когда наконец настал МОМЕНТ ИСТИНЫ, когда случилось ЭТО, Савелий, совершенно не в силах больше сдерживаться, громко застонал и заметался на кровати, но Вероника никак не хотела его отпускать и молча приняла в себя все его естество.
Немного отдохнув и утолив жажду терпким, сейчас особенно приятным кипрским вином, влюбленные снова потянулись друг к другу.
— Как ты делаешь ЭТО, Ника, — шептал Савелий, — Господи, я просто потрясен!
— Ах, Савушка, я так тебя люблю, — шептала Вероника, — я готова с тобой на все… Понимаешь, на ВСЕ… Чего бы ты еще хотел?! А хочешь, вот так попробуем? Если действительно хочешь, конечно…
Он лежал навзничь, а она осторожно уселась сначала ему на живот, потом приподнялась над ним, рукой ввела в себя остолбеневшую плоть и заявила:
— Если тебе интересно, сообщаю — это моя любимая поза. Поза «наездницы»…
И тут она начала буквально «объезжать» его, гарцевать на нем. Видимо, эта поза устраивала ее больше всех остальных — Вероника вскрикивала, стонала, потом замерла, очевидно испытав оргазм. И с громким стоном повалилась на грудь Савелия, не слезая с него. Потом, не говоря ни слова, вынула его неугомонного приятеля из влагалища, осторожно ввела его в свою попочку и стала опускаться на него, впуская все глубже и глубже…
«Вот это да», — успел подумать Савелий и тут же с криком выплеснулся своим любовным нектаром…
Так они и не сомкнули глаз до самого рассвета, и утомленные, и освеженные любовной битвой.
Уснули только под утро. Савелий, чувствуя счастливую легкость во всем теле, подумал, засыпая:
«Да… Если я — мастер боевых искусств, то Ника — богиня искусства любви… Ни разу, кажется, до этого я не испытывал ничего подобного. Какая славная… Подумать только — у нас впереди целый месяц. Самый приятный эпизод в моей жизни! Но эпизод ли? Нет, скорее это нечто большее…»
Утром Вероника проснулась одна — Савелия рядом не было. Какое-то время она лежала неподвижно, вспоминая восхитительные подробности прошедшей сказочной ночи, потом тихо рассмеялась и открыла глаза. В дверном замке щелкнул ключ, и на пороге возник ее дорогой Савушка с большой меховой черепахой в руках.
— Доброе утро, — как-то немного застенчиво, словно стесняясь чего-то, проговорил он, — это тебе.
— Какой же ты милый, Савушка! Ну просто прелесть! — Девушка резво соскочила с кровати и обняла любимого. — И черепаха тоже прелесть! И вообще все прекрасно и замечательно! Ой! А что это во рту у черепахи? Это ты положил? — Вероника вынула из меховой пасти с тряпичными ярко-желтыми зубами маленькую коробочку и тут же ее раскрыла.
В лучах солнца ослепительно вспыхнули бриллианты в золотых серьгах.
Вероника замерла, не в силах оторвать взгляд от такой красоты, потом взвизгнула от восторга и кинулась в объятия Савелия.
— Серьги с бриллиантами! Да такие красивые. Они, похоже, антикварные, Савушка! Ты, получается, уже сбегал в ювелирный, чтобы меня порадовать? Вот спасибо! У меня никогда еще таких старинных не было! Какой у тебя превосходный художественный вкус. А можно, я их прямо сейчас примерю, а? Ура-ура-ура!
Савелий скромно стоял и улыбался. Вероника примерила серьги, повертелась в них у зеркала, потом взглянула в окно гостиничного номера:
— Боже, какой чудесный день, Савушка! И как же мы его проведем?
— Как пожелаешь, Ника, — просто сказал Говорков. — Приказывай.
И этот день, и ряд последовавших за ним они провели вместе, почти не отходя друг от друга. Со стороны, наверное, они были похожи на обычных европейских туристов — вели себя скромно, без лишней развязности, присущей вообще-то прибывающим на Кипр «новым русским», — гуляли повсюду, держась за руки, и говорили, говорили. О чем? Обо всем на свете, но главным образом конечно же о своей любви. Вспоминали свою первую встречу, вспоминали о разлуках, радовались тому, что вместе. Савелий хоть немного расслабился.»
