была почти Пушкиным! Она писала стихи на отдельных листочках бумаги и складывала их в огромную папку. А не печатала, потому что боялась, что у неё эти стихи украдут. Вы хотите послушать эту историю? Это грустная история, и у вас наверняка навернутся слёзы. Зачем вам плакать? Ну, разве что вы хотите промыть глаза слезами…
Беллочка поселилась в нашем дворике в начале девяностых. Я очень хорошо запомнила её приезд: как-то вечером в наш дворик заехал небольшой грузовичок. Следом ехало такси. Из такси вышла женщина лет пятидесяти в странной летней бежевой шляпке с цветами. Всё бы ничего, но была зима, и шляпка с цветами выглядела как-то по-дурацки. За этой женщиной из такси вылезла другая женщина – по всей видимости, её мама. Первая женщина встала посреди двора и крикнула во всю мощь своего голоса: «Уважаемые жители дворика! Среди вас есть мужчины, чтобы помочь двум одиноким женщинам занести мебель?»
Ой, что тут началось! Во всех окнах одновременно погас свет, и стало тихо, как в морге. Ну, во-первых, это был еврейский дворик, а где вы видели евреев-носильщиков? Мужчины нашего дворика не понесли бы мебель, если бы их даже попросила сама королева Англии. Во-вторых, еврейские женщины, как правило, очень ревнивы и намёк на одиночество расценили как объявление войны.
Женщина в шляпке постояла ещё минут пять и опять закричала: «Я заплачу деньги!» В окнах стали появляться мужские головы, но свет по-прежнему был выключен.
«Хорошие деньги!» – крикнула женщина. Во дворе появился Степан. Он встал возле дамы. Потом выполз мой Миша. Потом ещё пара мужчин вышли на призыв заработать «хорошие» деньги. Мужчины быстро перетаскали незатейливые пожитки странных дам и пришли за обещанными деньгами. Дама в шляпе раскрыла старомодную сумочку и, сверкая белозубой улыбкой, дала всем мужчинам про два рубля, объяснив им, что после покупки этой однокомнатной норы два рубля для неё – хорошие деньги. И ведь не поспоришь!
Пару дней их с мамой не было видно. Потом она снова появилась во дворике и так же громко заорала: «Уважаемые жители дворика! Мы с мамой вас всех приглашаем на пироги!»
Так произошло наше знакомство.
Комната сияла чистотой, и запахи свежевыпеченного теста неслись через весь двор, проникая в щели наших квартир.
Белла Николаевна Кисельман, так звали даму в шляпке, рассказала, что является не простым гражданином нашего города, а самой настоящей поэтессой, хоть и не признанной. Ещё она рассказала нам, что является обладательницей какого-то сертификата за изобретение какого-то театра. Такого театра, мол, нет в мире, и изобрела его именно она. Правда, бумажку нам не показала.
Мы тогда почему-то не обратили внимания на слова Беллы Николаевны, а зря. Именно из-за этого патента, будь он неладен, и произошла эта странная история, которая была бы очень смешной, если бы не была одновременно грустной. Мама Беллы Николаевны, Эсфирь Самуиловна, была женщиной не простого происхождения, как она нам рассказала, – из тех, что в своё время многого лишились. Переехали они в наш дворик по обмену, поскольку имели огромный долг за пятикомнатные хоромы, в которых они жили до переезда. Женщины испекли потрясающие пироги с капустой и картошкой и рассказывали нам про свою жизнь. Мы слушали их, как будто смотрели кино.
Беллочка, то есть Белла Николаевна, на самом деле писала прекрасные стихи и болела театром. В первый же вечер нашего знакомства она продемонстрировала нам своё творчество. И если стихами мы заслушались, то её изобретение вызвало у нас, как бы это помягче-то сказать… недоумение.
Белла Николаевна вышла на кухню и появилась перед публикой в странном виде: на голове её блестела маленькая пластмассовая корона, на теле была трикотажная ночная рубашка розового цвета, а сверху, на рубашку, наброшена накидка. Это были две сшитые вместе свадебные фаты. Странный костюм завершали белые хлопковые носочки. Тапочки Белла Николаевна оставила у двери. Она подошла к магнитофону, нажала кнопочку, и оттуда полилась песня «На недельку до второго я уеду в Комарово» в исполнении Игоря Скляра. Мы все уставились на Беллу Николаевну, которая начала исполнять странный танец. Она металась по комнате, как угорелая, цепляя всех своей накидкой из фаты, а когда зазвучал припев, женщина начала крутиться на одной ноге, как балерина. Это при её-то формах! Весь припев Белла Николаевна производила впечатление на ошарашенную публику, а потом опять стала бегать по комнате. Скажу честно, я не очень поняла, за какую конкретно часть своего выступления она получила патент. И никто не понял. Все смотрели на немолодую женщину в формах и тоже не знали, что сказать. Когда закончилась песня, Белла Николаевна села на стул, ни капельки не задыхаясь, и спросила присутствующих: «Ну?» Все сразу загалдели, что пора домой, поблагодарили за «чудесный вечер» и как-то потихонечку рассосались.
Мы с Мишей шли домой молча и на вопрос Яшеньки: «Ну как?» сказали, что пироги были восхитительными. «А что за музыка там играла?»
И вот тут мы с Мишей стали смеяться… Смеялись долго, до слёз, вспоминая фуэте Беллы Николаевны в розовой ночной рубашке и белых хлопковых носочках.
Часть вторая
Артисты погорелого театра
Наши жидковатые (в прямом смысле) аплодисменты Белла Николаевна, видимо, приняла за огромный успех. Не знаю, что она о себе думала, но через пару дней во всех близлежащих «сквозняках» появилось объявление следующего характера.
«Дорогие жители славного города Одесса! Если вы чувствуете в себе талант актёра или певца – вам сюда. Уникальный человек, режиссёр, поэт, танцор Б. Н. Кисельман, имеющая мировую славу в изобретённом ею деле, набирает труппу в театр, который со временем таки станет Большим драматическим. Прошу звонить по телефону и приходить на репетиции. Количество мест ограниченно. Будем выступать за приличные деньги. Преимущественно для иностранцев».
Вот это «ограниченно» и «приличные деньги» и подтолкнуло «актрис» из соседних дворов принять лестное приглашение Беллы Николаевны. В назначенное время к нам во двор стали стекаться странные личности. Пришла женщина с чехлом, похожим на чёрный мешок, в котором вывозят трупы. Нет, Миша, не труппу, а настоящие человечьи трупы. Миша, не морочь мне голову. Трупы – это когда женщина в чёрном и с косой. Нет, это не Белла Николаевна. Миша, ты что, оглох? В чехле, как мы потом узнали, была гитара. Женщина казалась очень приличной на вид. Ей было тридцать лет, и звали её Майка.
Познакомившись с Майкой поближе, я поняла, что в труппу Беллы Николаевны она пошла не за деньгами и даже не за славой. Просто её творческая натура требовала простора, и она решила себя попробовать в этом театре «На диване», как назвала его Белла Николаевна. Майка была замужем, работала учительницей математики и имела
