чуть сутулый под тяжестью мокрого штормового костюма. Он называется «непромоканец», но в тот момент его вернее было называть «полностью промоканец» – мембрана уже давно не задерживала забортную воду.
Я внимательно вгляделся в лицо отца и ясно понял истинную цену этого похода, всю степень испытаний, которые опять выпали на его долю. Признаюсь, мне очень тяжело далось осознание той личной жертвы, которую отец принёс ради этого океанского проекта.
На катере было человек двенадцать. Мы смотрели на Фёдора и не верили своим глазам. А он смотрел на нас такими же удивлёнными глазами и не мог понять, почему видит самых родных ему людей, движущихся навстречу со стороны австралийского берега…
«Диванные» критики часто пишут в комментариях на наших страницах в социальных сетях: «Кому это надо? Какой смысл делать то, что уже кем-то сделано?» Критику в свой адрес я воспринимаю философски. Это полезно, это смиряет… Но когда пытаются уколоть моего отца, я сразу вскипаю. Для меня это нестерпимо. Потому что как никто другой знаю, через что он прошёл, чтобы добиться того или иного результата. Даже если он просто преодолел какой-то маршрут вслед за другим первопроходцем, всё равно это колоссальный труд: сначала в подготовке, а потом в реализации.
Только человек, который сам никогда ничего не делает, может написать: «Кому это надо?». Когда я слышу, что какой-то человек добился результата – например, пересёк небольшой водоём, – я никогда не скажу: «Что здесь такого? Мол, люди океаны пересекают, а ты тут какое-то озеро переплыл». Нет! Потому что для него этот результат является важным достижением. Он проделал огромную работу, чтобы достичь поставленной цели.
Если следовать такой логике, можно дойти до абсурда и сказать: «А зачем писать романы, когда есть Лев Толстой, Фёдор Достоевский? Зачем писать стихи, когда есть Пушкин и Лермонтов? Зачем писать картины, когда есть Рембрандт, Микеланджело, Айвазовский? А как Шишкин написал наши леса! А как Рерих изобразил горы!»
Да, у нас есть много эталонных примеров, связанных с теми или иными сюжетами, темами, рекордами. Но мы же всё равно творим! Исходить из того, что кто-то что-то уже сделал и поэтому не стоит пробовать снова, – это полнейшая глупость, тупиковая ветвь. Тогда и в космос не надо летать: Гагарин же летал. Но Гагарин сделал три оборота, а сейчас космонавты только за сутки делают 16 витков. И мы этого не замечаем – проживаем обыденные дни, стоим в пробках в Москве, спускаемся в метро, а там наверху свершаются события, о которых 50 лет назад трубили бы все газеты! Но сегодня у нас уже другие ориентиры, другие амбиции…
Так же можно говорить и про Фёдора. Да, Бертран Пиккар и Брайан Джонс облетели вокруг света. Их рекорды были первыми, а Фёдор Конюхов решил улучшить эти результаты. В жизни всегда есть место подвигу, всегда есть место достижению, всегда есть вариант найти новый предел человеческих и технологических возможностей. И вот как раз понимание этого является для нас постоянным вызовом.
После кругосветки на яхте «Караана» отец восстанавливался очень тяжело. Нам пришлось пробыть в Австралии порядка двух месяцев. У нас было время познакомиться с замечательной, очень красивой страной.
Бескрайние просторы и благоприятный климат Австралии идеально подходят для старта рекордных полетов
Я никогда не рассматривал эмиграцию, однако, уверен, Австралия – единственная страна, где бы я чувствовал себя комфортно. Мне нравится масштаб её территорий, мне нравится, что она окружена океанами – Индийским, Тихим и Южным, если мы говорим про южную часть. Мне нравится её буйная природа, обилие ярких красок. Люди там романтики, почти все переселенцы, привыкшие к мобильным активностям. В этой стране очень хорошо развит парусный спорт и сёрфинг, что мне тоже близко. Северная и Южная Америка, Европа – в силу специфики своей деятельности подолгу жил и работал на этих континентах, но чтобы переехать туда жить, такой мысли у меня никогда не возникало. А вот Австралия – это страна, где я мог бы обосноваться, после России.
11. Как я стал директором полёта
Кругосветный полёт на воздушном шаре возможно совершить в обоих полушариях нашей планеты. Оптимальный коридор – от 30 до 40 градусов северной или южной широты соответственно. Именно в этих областях устойчивые ветра или струйные течения (jet streams) всегда дуют с запада на восток, поэтому и полёт возможен только в этом направлении. Но если в Северном полушарии необходимо получить разрешение от авиационных властей 20-ти стран для пролёта в их воздушном пространстве, то в Южном эта задача упрощается в четыре раза. Мы получили «добро» только у авиационных служб Австралии, Новой Зеландии, Чили, Аргентины и ЮАР. Регистрацию шар получил российскую (RA), лицензия у пилота Фёдора тоже была российская. И нигде у нас не возникло сложностей.
В музее австралийского аэроклуба Нортхэм
Местом старта стал город Нортхэм в штате Западная Австралия. Место это особенно ничем не примечательное для обычных людей, однако воздухоплаватели всего мира знают, что именно из этого населенного пункта Стив Фоссетт отправился в свой удачный кругосветный полёт. У нас тоже не было причин искать другую стартовую площадку. Особенно с учётом того, что местный аэроклуб обязался оказать нашей команде всяческое содействие. В том числе закрыть взлетно-посадочную полосу на 24 часа, пока мы наполним оболочку и Фёдор начнет полёт.
В одном из ангаров существует музей, посвящённый успешному кругосветному полёту Стива Фоссетта. Нам импонировала такая преемственность.
На аэродроме существует музей, в котором собрана вся информация о рекордных полётах, выполненных с этой площадки. Сегодня уже очевидно, что российскому проекту кругосветного путешествия на аэростате удалось внести лепту в расширение экспозиции этого музея.
К началу июня из Европы пришло всё оборудование. Мы разместили его на аэродроме в одном из ангаров, который арендовали у пожилого пилота французского происхождения Клода Мюнье (Claude Meunier). Можно сказать, это был обычный металлический сарай, но нам он подходил по своей особой конструкции: во фронтоне Клод когда-то сделал дополнительную прорезь, благодаря чему в ангар легко закатывался достаточно крупный самолёт, не цепляясь за входные ворота хвостом.
Начался процесс сборки, тестирования и подготовки к старту. На этом важнейшем этапе с нами работали партнёры Cameron Balloons: Энди Скирроу, Пит Джонсон, Дэйв Боксолл (Andy Skirrow, Pete Johnson, Dave Boxall).
Первые несколько недель погода нас не волновала. Даже если возникали подходящие окна для старта. Мы пока не были готовы к полёту. Ни технически, ни психологически.
Фёдору предстояло протестировать десятки сложнейших систем и довести работу с ними до автоматизма. Ещё на земле надо научиться работать с приборной панелью, картплоттером, досконально разобраться с топливной системой, знать, по какому принципу закреплены и развешаны на гондоле
