Когда они все-таки дождались и с противоположного берега проковыляли трое избитых и окровавленных мужчин, Мезенцев ткнул снайпершу стволом, подразумевая: «Вали отсюда». Женщина одарила его еще одним ненавидящим взглядом, и Мезенцев мысленно поблагодарил Тему Боксера за заботу о пальцах снайперши. Впрочем, она могла приноровиться работать и левой рукой.
Так она, к слову сказать, и сделала, но война в Приднестровье к этому времени успела миновать самую яростную фазу...
3
Там, на мосту, кто-то с противоположной стороны выкрикнул: «Инга!» Мезенцев запомнил, как запомнил и два ненавидящих взгляда. Он еще подумал тогда, что женщину стоило бы пристрелить, из гуманности, потому что она была как неизлечимо больное животное — судя по проценту ненависти в ее крови.
Мезенцев запомнил это имя, но, запомнив, вскоре отбросил в дальний закуток своей памяти, где надеялся похоронить все, связанное с приднестровской бойней, где славы и доблести оказалось совсем не так много, как Мезенцев поначалу рассчитывал.
Инга, видимо, посчитала, что в дальнем закутке ей совсем не место. В девяносто шестом году Мезенцев с женой грели кости на кипрских пляжах, тряслись вечером на дискотеках или дремали на концертах российских эстрадных артистов. Посреди выступления какого-то юмориста Мезенцев проснулся и решил пойти к себе в номер, тем более что жена заболталась с подругой и до концертного зала так и не добралась. Пробираясь к выходу и последовательно толкая длинный ряд коленей, он вдруг понял, что только что, в полумраке зрительного зала, увидел тот же самый холодный взгляд, что и четыре года назад, на мосту. Инга сидела на три ряда выше, и Мезенцев машинально хлопнул себя по шортам — пистолета, естественно, не обнаружилось. Он пригнулся, поспешно выбрался из зала и в тот же вечер арендовал «ТТ» у соседа по этажу, серьезного бизнесмена из Сибири.
Спокойнее ему от этого не стало. Спокойствие пришло пару дней спустя, когда все местное население было всполошено убийством другого приезжего российского предпринимателя: его застрелили из снайперской винтовки. Мезенцев сделал вывод, что Инга охотилась не за ним, и вернул «ТТ» владельцу. Сибиряк сидел в одних трусах на широкой кровати, пил ледяную водку и сокрушался по поводу неизвестных беспредельщиков, нарушивших традиционное кипрское перемирие между конкурентами.
— Должно быть, чужие, — сказал присевший за компанию Мезенцев.
— Какие еще чужие?
— Прибалты, — сказал Мезенцев и тут же понял, что сболтнул лишнего.
— А что? — задумался утомленный солнцем сибиряк. — Может быть... Прибалты, они нас не любят. Хохлы нас тоже не любят. Может, они. Чечены нас не любят. Азеры всякие...
— Немцы, — наугад продолжил Мезенцев, на которого холодная водка в сочетании с жарой подействовала как-то уж слишком быстро.
— Немцы не в счет, — махнул рукой сибиряк. — Немцы протухли уже, сдохли немцы со своей цивилизацией, со своей культурой-хренотурой... Немцы на тебя могут разве что в суд подать, а «мокрое» дело они не потянут. Ты разве слышал когда-нибудь, чтобы говорили про немецкую мафию? То-то и оно. Тухлая нация. А вот хохлы или азеры — эти запросто...
Мезенцев так и не узнал, чей заказ выполняла в девяносто шестом году Инга — хохлов, чеченов или тухлых немцев. Он лишь понял, что сломанные кости срослись, что пальцы по-прежнему легко ложатся на курок. Пальцы другой руки, но суть не в этом.
Теперь прошло еще несколько лет, но вряд ли что-то кардинально изменилось — разве что опыта стало еще больше, процедура нанизывания человеческой фигуры на прицел стала отработанной до совершенства.
Мезенцев помнил об этом. Неслучайно, пробежав мимо сидящей на топчане Инги, он почувствовал словно небольшое жжение между лопаток. Тело реагировало на Ингу как на источник опасности. Это была верная реакция.
— Инга, — сказал Мезенцев. — Ты веришь в случайные совпадения?
— Извините? — Густой акцент, деланое удивление и неспешный поворот головы.
— Я не верю, — Мезенцев ударил ногой в край топчана, тот вздрогнул, и дамская сумочка, вместо того, чтобы оказаться в руке Инги, полетела в песок.
— Что это значит? — Она продолжала прикидываться, но попыток поднять сумочку не предпринимала.
— Это значит, что, если ты не скажешь мне правду, я тебя убью.
— Что?!
— И его тоже, — добавил Мезенцев, имея в виду вышедшего из кабинки для переодевания парня лет двадцати пяти. Увидев Мезенцева рядом с Ингой, тот напрягся и замер, потом дернулся было назад, но Мезенцев похлопал себя по карману спортивных шорт, и парень перестал дергаться.
— У вас же там ничего нет, — уже без акцента проговорила Инга, досадливо морщась. — У вас в штанах ничего нет.
— Это слишком деликатный вопрос, чтобы обсуждать его на людях, — усмехнулся Мезенцев, будто бы все у него находилось под контролем, будто он был во всем уверен.
Но это было не так, и Мезенцев волновался. Это было какое-то странное волнение: словно Мезенцев встречался со старой любовницей, с которой расстался не лучшим образом, но тем не менее продолжал вспоминать все эти годы...
И еще странная вещь — когда Мезенцев подошел вплотную, то вдруг понял, что очень хочет увидеть ее зубы.
Глава 5Чистый страх
1
Сутки спустя после общения с Дюком в Комнате с окном Алексей Белов был уже далеко от Москвы.
— Выходим, — сказал ему Бондарев.
Алексей подхватил сумку и вышел из купе в коридор. За окном было пасмурно, и в данном случае картина совпадала с реальностью: выбравшись из вагона, Алексей получил настоящий моросящий дождь, не менее настоящие втоптанные в грязь рыжие листья и реалистичный холодный ветер.
К этой тоскливой обстановке внезапно добавилось нечто совсем уж дикое.
Алексей услышал за спиной металлический скрежет, потом удар, потом нечеловеческий рев, снова скрежет, снова удар...
Он сначала отпрыгнул, а уже потом обернулся.
— Ну надо же, — сказал Бондарев. — Как мило...
На долю последних вагонов, где ехали Бондарев и Белов, не хватило пассажирской платформы, люди спрыгивали прямо на землю, а в десяти метрах начиналась огороженная высокой металлической сеткой автостоянка. Сейчас в эту сетку бились мордами, лаяли и рычали абсолютно зверского вида псы, встревоженные таким количеством людей вблизи своих владений.
— Это, должно быть, переводится как «Добро пожаловать, дорогие гости!», — предположил Бондарев. — Пошли отсюда, пока они не перегрызли решетку. Эти морды на все способны...
Они вышли к платформе, а потом через здание вокзала выбрались на площадь, где мокли под дождем машины, автобусы и несколько рекламных щитов. Алексей задрал голову, изучил небо, но просветов не обнаружил.