стискиваю его шею, подставляя его носу свою:
— Даже т-так не чувствуешь? — слегка запинаюсь я, потому что его губы случайно задевают кожу моей шеи. — Смелей! Ты же так жаждешь сказать обо мне очередную мерзость...
Одна из его рук отпускает мою талию, чтобы сжать волосы на моём затылке и оттянуть голову назад. Он впивается в мои глаза холодом своих и рычит:
— А знаешь почему?
— Потому что умнее, увы, ты ничего придумать не можешь, — шиплю я в ответ.
Его зрачки гневно расширяются, взгляд бегает по моему лицу, а губы плотно сжимаются. Но зря я вообще на них опускаю взгляд... Потому что он видит и тоже смотрит на мои губы. Время словно останавливается, пока моё сердце наполняет дурацкое волнение.
Он. Слишком. Долго. Не поднимает. Свой. Взгляд.
А когда делает это, злится ещё сильней.
Резко поднимается с места, но, что удивительно, не позволяет мне упасть, прижимая к себе. Секунду смотрит на меня смешанным взглядом, а затем отталкивает и глухо бросает:
— Пошла ты.
Ко мне возвращается слух и приходит понимание, что эту сцену наблюдала добрая половина столовой. Опять. Смущение накатывает безжалостной волной, и я падаю на стул Громова, жалея, что не могу прямо сейчас провалиться под пол...
— Дела-а-а... — весело тянет Стас, пока девочки во все глаза смотрят на меня.
Я прячу лицо в ладонях и выдыхаю в них досадливый стон.
Чёрт, я тоже ничего умнее придумать не смогла...
Полчаса спустя, в холле, меня ловит Станислав Викторович.
— Эльвира, с личным расписанием ознакомилась? Помнишь, что у тебя сегодня семинар о вреде наркотиков?
— Да... Но там не указано ни время, ни место.
— Поэтому я тебя и задержал, — улыбается мужчина. — Семинар пройдёт в аудитории под номером десять. Найдёшь? Хорошо, он начнётся через полчаса.
— Спасибо.
— Ещё один вопрос, Эльвира, — не спешит уходить куратор.
— Да?
— Ты и Громов... Ожидать стычек серьёзнее, или вы самостоятельно разберётесь с проблемами, что возникли между вами?
Щёки и шею опаляет жаром, я отвожу глаза и тихо выдыхаю:
— Разберёмся. Сами.
— Уверена? Никита — личность творческая, и иногда бывает слишком импульсивен. Может, мне тоже с ним поговорить?
— Не нужно, — заверяю я, задумавшись, о каком конкретно творчестве идёт речь. — Обещаю, что больше ничего подобного не случится.
— Буду надеяться, — снова улыбается он, а затем видит кого-то у меня за спиной: — А, Стас! Мне как раз нужно побеседовать и с тобой.
Я оборачиваюсь на приятеля, который выглядит озадаченным, и, ободряюще ему улыбнувшись, иду искать аудиторию номер десять.
Нахожу я её на втором этаже преступно быстро и захожу в пустующий кабинет с партами и стульями за ними, как в школьном классе. Н-да... А могла бы подняться в комнату и немного почитать. Но отчего-то появляться в гостиной даже на минуту никакого желания нет.
Из головы никах не выходит взгляд Громова на мои губы, да и его собственные мне покоя не дают. Если отбросить наши разногласия и судить объективно — Никита чертовски хорош собой.
Я заметила это ещё тогда, два месяца назад, и даже в темноте...
Нет, ну кто бы мог подумать, что судьба нас вновь столкнёт? Да и ещё в таких неудобных обстоятельствах! В которых я не могу быть собой и... извиниться? Или объяснить, по какой причине тогда так поступила...
Он, конечно, сам по себе ещё тот придурок, но, как вариант, невозможность признаться ему кто я такая на самом деле и вынуждает меня злиться на него? Вынуждает так остро и неправильно реагировать на его слова в мой адрес?
Как же всё, однако, запутанно...
Я подхожу к окну и усаживаюсь с ногами на подоконник. Вглядываюсь вдаль и вижу... загон с лошадьми! Тихо смеюсь, потому что лошади напоминают мне о знакомстве с настоящей Эльвирой...
Мы тогда с моим Ромкой гуляли по набережной. Тёплый весенний день, папа ещё не успел спустить всю зарплату на спиртное, и я стащила из кармана его куртки пару сотен на вкусняшки брату. Он уплетал мороженое и радовался, что не приходится ошиваться во дворе, где в любой момент мог появиться пьяный и разъярённый отец. У него случались такие заскоки, и не попасться ему под горячую руку было настоящим везением.
Мы заняли лавку, подставили лицо яркому солнцу и болтали о разных глупостях. Ромка первый заметил лошадь, на которой катали желающих за хорошую такую цену. А я заметила жгучую брюнетку, словно только сейчас вышедшую из салона красоты. Она цокала каблуками модных туфель по плитке и смотрела исключительно в экран своего дорогого девайса.
Лошадь решила, не отрываясь от своих обязанностей, сходить в туалет. Её хозяин то ли не заметил этого, то ли решил убрать за своей подопечной чуть позже, когда отпустит клиента.
Брюнетка вот-вот должна была утопить свою дорогую обувь кое в чём.
Да, я могла знатно посмеяться тем же вечером, рассказывая друзьям эту историю, но лицо девушки... Оно выглядело потерянным, уязвимым и несчастным, что ли. Богатые тоже плачут? Именно об этом я и подумала, срываясь с места, чтобы уберечь туфли девчонки.
Нет, я не удивилась, когда она сначала посмотрела на меня свысока, дескать, какого хрена ты ко мне прикасаешься, да и ещё смеешь при этом дергать?
Я бросила выразительный взгляд на то, от чего её спасла, и девчонка тут же поменяла настрой. Присмотрелась ко мне внимательнее и через полминуты обескуражила вопросом:
— Ты здесь с кем-то? Не против моей компании?
Тот день эта сумасшедшая девчонка провела со мной и братом. И знаете, мы очень быстро нашли, о чём нам говорить, невзирая на разницу в социальном положении.
— О! Круто, что и ты здесь, друг, — возвращает меня в реальность появление Стаса.
Я озадаченно улыбаюсь, спрыгивая с подоконника, и подхожу к парте, за которую он усаживается. Сажусь рядом и спрашиваю:
— Наркотики? Твой проступок как-то связан с ними?
— Типа того, — морщится он.
Я вспоминаю наше знакомство и усмехаюсь:
— Опять играл треки в неблагополучном клубе? Жизнь ничему не
