прошлом, где потеряла себя, где брат остался неполноценным мужчиной.
Он никогда не сможет стать отцом… И в этом моя вина… Мне не следовало его втягивать во все это… Если бы я знала… Слишком много этих «если бы»….
— Я сейчас выломаю дверь, — крик и стук становится громче.
Трясу головой. Тру переносицу.
— Виктория! — теперь крик шефа становится оглушающим.
— Сейчас, — бормочу. Поднимаюсь с пола.
Открываю дверь. Отворачиваюсь. Мне стыдно, что Карим меня видит такой. Я стараюсь не показывать свою слабость.
— Виктория! — врывается в кабинет, едва щелкаю замком. Берет двумя пальцами меня за подбородок. — До чего ты себя довела!
— Все нормально, — опускаю взгляд.
— Я вижу, — практически рычит. Такое с ним случается очень редко. — Мне охрана доложила, что этот пробник мужика приперся. Если бы я лично видел, летел бы он у меня очень далеко и с максимальным ускорением! — сжимает челюсти, так, что слышу скрип его зубов.
Пробник мужика — это он Дениса так прозвал. Я не афишировала нашу связь. Но Ден часто приезжал ко мне, когда я была в командировках вместе с Каримом. Он все видел. Анализировал. Сначала молчал. Потом поинтересовался, не тот ли это мужчина, от которого я беременная в другой город убегала.
— Можешь не отвечать. По взгляду понятно, Виктория. Держись от него подальше. Это пробник мужика, — сказал тогда.
— Кто? — непонимающе уставилась на шефа.
— Не мужик, а так пародия. Если любишь, то будь со своей женщиной. А нет, то голову не морочь.
— Вы многого не знаете.
— Мне достаточно. Я все вижу. Ты достойна настоящего мужчины, а не пробника, который годится только для одноразового использования.
— Я сама разберусь, — пресекла неприятный разговор.
Хотела оставить личное личным. Карим никого не пускал в свое личное пространство, и мне не хотелось, его посвящать в свои тайны. Но, так или иначе, а шеф, все равно был в курсе некоторых моментов. Моих попыток побега, с его помощью, приездов Дениса.
Да, мы работаем долго, есть некое доверие, хорошие отношения, но я уже раз обожглась, рассказав все Косте. Больше такой ошибки не совершу.
— Давно надо было указать на его место, — неприкрытая злость в голосе шефа, снова вырывает из раздумий.
— Карим, мы просто поговорили. Я сказала, что уезжаю. Все. Минутка слабости, теперь я снова в строю, — стараюсь, чтобы голос звучал бодро.
— Как можно быстрее надо уезжать. Он не угомонится. И сам не съем, и никому не дам, — из его горла вырывается звук, похожий на звериный рык.
— Я займусь школой дочери. Текущими делами. Скоро все будет готово. Я сама в этом заинтересована.
Долго на меня смотрит. Молчит. От его странного изучающего взгляда хочется стать маленькой букашкой и залезть под плинтус.
— Ты мне нужна на новом месте. Время поджимает, — говорит деловым, спокойным тоном и покидает мой кабинет.
Сама понимаю, что в этом городе я не смогу нормально жить. Прошлое никогда не отпустит.
Иду к столу, включаю компьютер. Работа всегда мне помогает, сейчас надо заняться делом. Только погрузившись с головой в работу, я выжила тогда. Возможно, и достигла многого в фирме Карима, именно потому, что отдавалась на все двести.
Закончив работу в офисе, еду на деловую встречу. Руки на руле немного подрагивают, нервное напряжение не отпускает.
Решение принято. Надо только уладить тут все. Чего меня так трясет и знобит?
Предчувствие?
Отбрасываю эту мысль.
После рабочей встречи, еду в школу к дочери. Специально приезжаю раньше, чтобы поговорить про ее перевод и узнать все детали.
Понимаю, что Агате вряд ли понравится новость. У нее тут столько друзей. Моя доченька не любит перемен. Но выхода-то нет…
— Мам, ты чего такая грустная? — дочь выходит после уроков, обнимает меня.
— Хочешь пиццу? — спрашиваю натянув улыбку на лицо.
— Пицца, чтобы поговорить со мной о чем-то плохом? — дочурка склоняет голову набок и пытливо на меня смотрит.
— Не плохом. Но важном.
— Пиццу я люблю, — Агата берет меня за руку и бодро шагает к машине.
А я лихорадочно соображаю, как подобрать правильные слова для этой новости.
— Бусинка, — начинаю разговор, когда дочь после пиццы доедает десерт. — У мамы на работе намечается повышение.
— Так это же здорово! Ты заслужила! — облизывает ложку.
— Да… Но… оно в другом городе… В очень красивом, живописном городе, и там очень хорошие школы. Мы выберем тебе лучшую!
— Хм, — дочь морщит лобик. — Тут же Пашка… А тут нельзя повышение?
— Нельзя, — ненавижу себя, за то, что приходится ее расстраивать.
— Тут дядя Денис… — продолжает задумчиво. — Он нас может навещать в другом городе?
— Неверное, — неопределенно жму плечами.
Как сказать дочери, что я хочу порвать с прошлым. Что возможно она лишится отца, которого таковым не считает… Все это дико больно…
Денис много времени проводил с Агатой. Водил ее на прогулки, задаривал подарками, учил читать.
Помню, как светились его глаза, когда Агата при нем делала свои первые шаги.
Как я корчилась в агонии, когда она сказала свое первое «папа», глядя Денису в глаза. Потом она еще много раз произносила это слово. А я, истекая кровью внутри, переучивала ее на дядя.
Дочь никогда не спрашивала про отца. Удивительно но факт.
— У меня есть ты, мамочка. И я самая счастливая, — всегда говорила мне.
Она будто подсознательно что-то чувствовала, и избавляла меня от необходимости ей врать. Это я ненавижу больше всего. Стараюсь, чтобы наши отношения с дочерью были максимально честные и доверительные. Но это тяжело, учитывая то, что мне приходится скрывать.
Я себе пообещала, что когда она еще немного подрастет, обязательно расскажу ей правду. Но сейчас не время.
— Мам, если это важно и нужно то, — тяжелый вздох. Совсем взрослый, — Я готова. Я не буду плакать.
— Моя ж ты, Бусинка, — встаю со своего места, не в силах сдержать эмоций и крепко прижимаю дочку себе.
