неравном бою, однако на войне бывает всякое, вот и сегодня близкий разрыв гранаты, наградивший молодого азартного воина веером мелких, не слишком опасных осколков, контузил Ивана. А фрицы, отступившие после ухода танков, не провели обязательного в другой ситуации контроля политруков и комиссаров…
По отрывистым рассказам уцелевших, а также по собственным наблюдениям я сумел восстановить картину штурма немцами опорного пункта роты. В общем-то, восьми танков против нас было за глаза, их атака разрушила казавшуюся стройной систему обороны в самом начале боя, лишив многих бойцов мужества и воли к сопротивлению. Увы, эффективно, на равных драться с пехотой мы еще были готовы, но остановить танки без ПТРД и легкой противотанковой артиллерии было нереально… Однако узлы сопротивления стихийно возникали вокруг волевых командиров вроде нашего ротного и политрука, вокруг пулеметчиков, сражающихся до последнего.
Нами было сожжено несколько панцеров, но фрицы умело окружали очаги обороны, прижимая бойцов огнем многочисленных автоматов, особенно эффективных в ближнем бою: МП-38/40 у мотопехотинцев из танковых дивизий гораздо больше, чем в полевых частях. Как всегда ударно молотили «косилки Гитлера», скорострельные МГ-34 и МГ-42, а под их прикрытием немцы уверенно приближались к отстреливающимся ребятам и забрасывали наших большим количеством гранат.
Не имея единого центра управления, фактически лишенные связи со сражающимися рядом товарищами, молодые парни, призванные из Поволжья, гибли, успев забрать с собой сколько-то фашистов… И что самое удивительное, спасла нас именно бестолковая, безрассудная атака заводских рабочих и особенно экипаж Т-34, принявший неравный бой и заставивший отступить превосходящего врага. Моя собственная роль во всем этом показалась уже не столь и значительной, особенно на фоне всех тех, кто принял сегодня смерть…
Так кончилось 23 августа 1942 года, первый день боев за Сталинград.
Глава 5
24 августа 1942 года
Декретное время: 00 часов 37 минут
Район Сталинградского тракторного завода, 282-й полк НКВД
Остатки батальона, которых набралось на целый взвод (точнее, двадцать восемь бойцов и командиров, включая меня, политрука Двуреченских и младшего лейтенанта Вадима Сиделева, взводного из соседней роты), ближе к десяти часам вечера вышли в расположение полка, закрепившегося на рубеже реки Мокрая Мечетка. Вместе с нами уходили уцелевшие батареи зенитчиц, их громоздкие пушки брали на прицеп трактористы с завода, свои машины они обшили листами броневой стали, так что получились у них настоящие бронетягачи.
Отступил едва ли не уполовиненный истребительный батальон вместе с Т-34 спасших нас смельчаков – ремонтники успешно натянули сбитую в бою гусеницу. Ушел и единственный уцелевший танк курсантов. Последние отстреляли все снаряды, после чего покинули машину, и получившая пробоины в башне «тридцатьчетверка» не загорелась… Отойдя за естественный оборонительный рубеж, все немного выдохнули, а добравшись до своих, едва ли не вповалку рухнули спать. Я только и успел распорядиться насчет раненых…
Но поспать мне удалось всего два с половиной часа – нашел посыльный, направивший меня к хмурому, изможденному комполка. Ему уже успели оборудовать добротную, просторную землянку, но, судя по красным глазам майора, спать он не ложился. Да уж и куда там…
При виде меня на губах Митрофана Григорьевича появилась отдаленная тень улыбки:
– Проходи, Роман, жду тебя давно. Чаю хочешь?
Чая я хочу, а то из пересохшего горла и слова вымолвить не получается, так что я лишь согласно кивнул.
Майор распорядился, зашустрил сержант связист, выполняющий роль денщика, и вскоре я, обжигаясь, принялся осторожно, маленькими глотками пить из алюминиевой кружки щедро заваренный мелколистовой грузинский чай.
– Рома, знаю, досталось вам круто. И Мороза жалко, боевитый был командир… Но сейчас самим бы уцелеть, тормозя фрицев. Как думаешь, остановим?!
Тон последнего вопроса перестал быть добродушным, теперь он стал требовательным, отрывистым, жестким.
Я неуверенно пожал плечами:
– Река преградит немцам путь, по крайней мере, бронетехнике. Она ведь вроде неширокая, но илистая, поэтому германские панцеры с ходу не перемахнут, да и брод будут искать какое-то время. Если только кто из местных не подскажет.
При последних словах губы майора вытянулись в тонкую жесткую линию, но комполка промолчал, продолжая меня слушать.
– Если сосредоточить зенитную артиллерию и наши противотанковые пушки в местах наиболее вероятных бродов, а из танкистов сформировать мобильную группу, способную оперативно подскочить к точке прорыва…
Грущенко отрицательно мотнул головой:
– Забудь про танки. Оба учебных батальона сейчас дополняют машинами, но они уже получили свои участки обороны. На нашем «тридцатьчетверок» не будет.
– А зенитки?
Комполка неопределенно пожал плечами:
– Я попробую договориться хотя бы о паре батарей, но если одну разместят, то уже хорошо будет. Зенитчики только в тысяча семьдесят седьмом полку потеряли вчера целый дивизион, да и соседям из тысяча семьдесят восьмого пришлось несладко…
– Тогда мне нечего ответить, товарищ майор. Я атак таким массовым количеством вражеской бронетехники в жизни не видел, хотя повидал всякое. Когда немцы Парпачские позиции прорывали, там тоже жарко было. Но они вначале пехоту вперед пустили при поддержке штурмовых орудий и отдельной роты французских трофейных танков, а тут только на нашем участке как минимум танковый батальон дрался. В дивизии их всего три будет, но если немцы найдут место удобной переправы и бросят в бой оставшиеся машины, они нас просто раздавят. Буквально. Без сильного огня артиллерии не удержимся точно, да и про мобильную танковую группу, которую можно оперативно перебросить к точке прорыва, я все-таки рекомендую поговорить. Такая «пожарная команда» будет очень кстати.
Майор согласно покивал головой, но в то же время как-то отстраненно, а после ткнул пальцем в расстеленную на грубо сбитом столе карту и начал нарезать мне боевые задачи:
– Никто не даст нам отсидеться за рекой. Получили приказ выдвигаться вперед. Вот смотри, высота девяносто семь и семь, она располагается в районе аэродрома Осоавиахима, высоту необходимо занять, пока там нет фрицев, и удержать. У тебя осталось человек тридцать? Наскребем еще шестьдесят, тебя поставим командиром сводной роты. Задача – держать оборону. Вопросы?
Я как-то глуповато ответил:
– А как же речка?!
Грущенко невесело усмехнулся:
– А это будет резервный рубеж обороны. Но ты сам должен понимать: займут немцы господствующие впереди нас высоты, разместят на них тяжелую артиллерию – и позиции полка, да и не только полка, сровняют с землей. Никакая речка не поможет.
Нервно сглотнув, я уточнил:
– А что насчет артиллерии?
– Из дивизии обещали прислать к утру с десяток расчетов ПТРД. Выделю тебе две штуки, так и быть.
У меня по спине аж мурашки побежали.
– Товарищ майор, я занимаю ротой участок, значительно превосходящий по протяженности уставной. По сути, рубеж обороны будет растянут
