— Понятно. Профессиональная ревность.
Тимласи еще более пристально посмотрел на меня. Да знаю я, знаю, что ты меня не сильно перевариваешь. Капитан мне говорил, что он пытался занять место в спецгруппе, за неимением лучшего, но тут начальству под руку подвернулся я.
— Ладно, — я решил закончить разговор. — Где ее найти?
А то потом еще козни начнет строить и нарвется на звиздюлину либо от меня, либо от Друга. С которым они друг друга точно не переваривали. Пес не был обременен правилами хорошего тона, и мог либо зарычать на того, кто ему не нравился, либо задрать лапу и оросить объекту особого обожания обувь.
— У нее хижина у западных ворот Квазумбе. Мимо не пройдешь.
— Ага, спасибо, — и я развернулся на каблуках. — Пошли, Друг.
— Только имей в виду, мужиков она не переваривает, — крикнул мне вслед Тимласи.
Я лишь кивнул. Понятно. Наверное, пытался ей куры строить, но она отшила. С этим тоже все в порядке — легионеры охотно пользовались услугами местных красавиц, некоторые даже детей с ними заводили. Но у меня к шаманке был другой интерес. Меня интересовали больше ее этнографические познания.
Мы минут пятнадцать прошли от нашего ППД по улочкам Квазумбе. Пыль, грязь, голожопые дети, закутанные в разноцветные тряпки необъятные орчанки с корзинами на головах... В общем, один большой крааль, хоть это и считалось единственным городом на сотню лиг вокруг. Только что скота нет, это за стенами в прилегающих к Квазумбе краалях, типа пригорода.
Вот и западные ворота — такой же проем в мини-крепостной стене, что и остальные. А где же тут обиталище шаманки? Тимласи вроде говорил, что мимо не пройду... Я обежал глазами окрестности. Ага, вот, похоже, оно и есть — довольно большое по местным меркам итамби с повешенными снаружи дохлыми птицами, ящерицами и прочим трэшем. Оригинальный подход к наружной рекламе, прямо-таки свежий взгляд. Маркетологам на заметку.
— Пошли, — сказал я собакину и, подойдя к хижине, отогнул циновку, заменяющую дверь.
В хижине внутри царил полумрак. Но вот трэша, свисающего с потолка, было намного больше. А в середине итамби был здоровенный деревянный алтарь, который мне категорически не понравился. Во-первых, он был в форме человеческого тела, это о чем-то говорило. А во-вторых, по нему змеились тонкие красные и черные нити плетений, что означало занятия черной или близкой к ней магией. Ну мне на самом деле пофигу, я не Искореняющий и к магическим извращениям, в отличие от сексуальных, отношусь спокойно.
— Что ты хотел, белый? — раздался молодой звонкий голос.
Опа! Я ожидал старую каргу, одетую в вонючие лохмотья, жирную и неопрятную. Какой еще может быть шаманка? Оказывается, может быть и другой. Молодой секси-негритянкой, одетую в топ и короткую юбочку, увешанной всякими амулетами и прочей фигней, светившимися в магическом зрении почище огоньков новогодней елки.
— А что в меню? — плотоядно улыбнулся я.
— Сейчас узнаешь, — зловеще пообещала шаманка, и я почувствовал на себе щекотку сканирующих плетений. Поиграем? Я открыл ей свою ауру. — Ой!
Глаза у нее стали как у какающей мышки, размером с плошку.
— О, Нима! Прошу простить неграмотную женщину! — она рухнула передо мной на колени.
Ого! Такой реакции я не ожидал. Нет, мне, конечно, льстит, что меня так называют, но не до такой же степени. «Нима» это у них обращение к верховному шаману, в высшей степени могущественному и просветленному, способному вызывать духов природы и прочие галлюцинации.
— Встань. И никому не говори, что видела, — я потянул ее за локоть вверх.
— Да, о Нима!
— И прекрати меня так называть. Запомни, я — Гарс.
— Да, Нима... Гарс.
— Ну хватит, хватит, — я почувствовал смущение. — Мне нужна твоя помощь.
— Как я могу помочь вам, я, слабая женщина!
— Ладно тебе притворяться, слабая женщина, махнул я рукой. — Ты нганга, и довольно сильная.
Угу, слабая женщина, как же... С такой-то аурой. Весьма развитой и фигурной. Чакры аж выпирают. Цвет, правда, подкачал — красный с черными сполохами. Но как я и сказал — я не Искореняющий, мне пофигу.
— Чем я вам могу помочь?
— Зовут-то тебя как?
— Нкечи, господин.
— Божье благословение? Интересно, — хмыкнул я. Насчет божьего я бы поспорил, хотя в знании психологии их богов я был слаб. За этим я сюда и пришел.
— Ты же разбираешься в жертвоприношениях? — спросил я.
Нкечи замялась. Было видно, что она в них не просто разбирается, но и не раз проводила эти обряды.
— Можешь спокойно говорить, я пришел не с претензией, а с вопросом.
— Да, господин. Разбираюсь.
— Мне нужно знать, кто из шаманов и какого культа мог это сделать, — я достал из обшлага камзола листок бумаги, на котором примерно изобразил, что сделали с жертвами. Ну как умел, изо не входит в мои таланты.
Она взяла листок и глаза ее расширились.
— Где вы это видели, господин? — изумленно спросила она.
— Недалеко от города. В одной из проклятых земель.
— Проклятых земель?
— Пропитанных ядом Древних.
Она еще раз взглянула на рисунок.
— Все было именно так?
— Ну вроде бы, — пожал плечами я. — За особую точность не ручаюсь, но...
— Это сделал не шаман. И даже не колдун.
— Почему ты так думаешь? — заинтересовался я.
— Так делают обряд черные колдуны Банди, но их здесь не может быть. Дальше, обряд проводился не на жертвеннике, а на голой земле. И, самое главное, он был нарушен. Внутренности извлечены не так, как положено. И потом, самое главное, никто никогда не проводит обряд на проклятой земле.
Задавать сакраментальный вопрос «Ты уверена?» я не стал. Ну естественно, девочка эксперт в такой магии. За этим я и пришел.
— Если это не обряд, а его видимость, зачем его — точнее, этот спектакль — тогда провели?
— Возможно, заманить вас на проклятые земли, — пожала плечами негритяночка. — Кто знает. И спихнуть это на местных, по нашим обычаям.
— Ну тогда бы они организовали другое жертвоприношение, по местным обычаям, — сказал я. — Зачем наводить тень по чужим?
— Местные? Да нет, местные не подойдут. Прирезать курицу или козу — вот местный уровень. Человеческие жертвоприношения местные не практикуют, не их обычаи. Это другой культ.
— И как там все происходит?
— Лучше вам не знать, господин. Обычно приносят в жертву детей, маленьких мальчиков и девочек. Некоторые выживают, — она расстегнула ожерелье из когтей и зубов и показала так до конца и не разглаженный шрам на шее. — Но очень редко. Когда Боги хотят посвятить этого ребенка себе и не позволяют ему умереть.
