Это произошло 10 марта, в день, когда было запланировано начало трехдневного отпуска в Тусоне. Я не собиралась работать утром в день поездки, но накануне была срочная операция, и мне нужно было навестить пациента после нее на следующее утро. Поэтому в половине шестого я отправилась в больницу.
Когда двери больницы распахнулись, необычный порыв воздуха на время отвлек мое внимание от реальности, и я как будто оказалась в другом месте. Перед моим мысленным взором возник доктор Рон. Он стоял в обычной одежде, и его глаза, казалось, смотрели прямо мне в душу.
Миссионер улыбался так, что это наводило на мысль о выполнении важного личного обязательства.
Обрадованная тем, что вижу его, я выпалила: «Привет, друг!» Вздрогнув от звука собственного голоса и вернувшись к реальности, я огляделась, чтобы посмотреть, не услышал ли меня кто-нибудь. К счастью, это было раннее утро и возле входа в больницу не было никого. Немного смутившись, я продолжила путь, не переставая удивляться, почему же доктор Рон не выходит у меня из головы, ведь я уже давно не вспоминала о нем.
Закончив обход, я собралась и поехала в аэропорт. Отпуск был спокойным и помог мне снять стресс. Три дня пролетели слишком быстро, и вскоре я уже оказалась в международном аэропорту Тусона, чтобы отправиться домой. Никогда не проверяю свою электронную почту в отпуске, чтобы избежать каких-либо неприятных новостей. Но теперь, уже на пути домой и в ожидании, пока самолет остановится возле выхода на посадку, я открыла свой почтовый ящик.
Там было сообщение от вице-президента больницы. Меня переполнили эмоции. В сообщении было сказано: «С большим сожалением сообщаю о смерти доктора Рона Эштона 10 марта. Доктор Эштон доблестно сражался с раком. Он был другом нашей больницы и по Божьей миссии помогал бедным людям в Африке вместе со своей женой более пятидесяти лет. Нам всем будет его не хватать».
Это произошло в тот день начала моего отпуска, утром, когда я вошла в двери больницы и он предстал перед моим мысленным взором. Рон выполнил обещание сделать очевидной правду о том, что есть что-то после земного существования, и выражение его лица заставило меня поверить, что это была кульминация его миссионерской жизни.
Глава 11
Десятицентовик
Стивен Дж. Грэм, доктор медицины
Появилась мысль, не связана ли необычная татуировка на руке Джона Уолтерса с печалью в его глазах. Я принимал его в отделении неотложной помощи, у него были боли в животе. Сначала было неловко спрашивать его о татуировке, но любопытство взяло верх.
— Это что, монета? — спросил я, указывая на его предплечье.
— Да, — ответил он.
— Это немного необычно, — осторожно сказал я, не желая его обидеть.
— Это десятицентовик, — объяснил он. — Я сделал ее из-за своего сына Робби.
Он сделал паузу и перевел дыхание. Вскоре я понял, почему задел такую глубокую эмоциональную струну.
— Он погиб, — сказал пациент и снова замолчал, чтобы собраться с мыслями. — Это было ужасно, несчастный случай на автостраде более десяти лет назад. Он был моим… единственным сыном. Мой мальчик любил монеты, и у него была невероятная коллекция. Мы вместе перебирали мелочь, чтобы найти пятаки и десятицентовики для его коллекционных книг. Мы с женой дарили ему самые редкие экземпляры на день рождения и Рождество. Его любимой коллекцией были десятицентовики, у него была необычная способность находить их везде. Мы ходили на игру «Кабс»[23], и он находил десятицентовик под сиденьем или на тротуаре возле любимой рождественской витрины.
Всякий раз, когда мы делали что-то особенное вместе, он находил десятицентовик. Это было просто поразительно.
Он помолчал и продолжил:
— Знаю, что вы, наверное, не поверите мне, но после того, как он покинул нас, я тоже начал находить десятицентовики. Каждый раз, когда делаю что-то, что показалось бы ему особенным, попадаются эти монетки: на каникулах, во время ужина вне дома, на спортивных мероприятиях. Они появляются на полу, под тарелкой или где-нибудь еще. Теперь я почти могу рассчитывать, что найду десятицентовик, и думаю, что это его способ общения. Сын присматривает за мной, как ангел-хранитель. Хотелось бы, чтобы Робби знал: я понимаю, что он рядом, поэтому и сделал эту татуировку на руке. Если вы посмотрите на нее, то увидите год рождения и его имя прямо здесь, Р-О-Б-Б-И.
— Это очень трогательная история, — отозвался я, стараясь не показывать своего скептицизма и в то же время желая, чтобы это было правдой. Но Джон верил, и это самое главное.
После того как я закончил осмотр, пациент пошел на компьютерную томографию, которая выявила незначительную инфекцию.
— У меня хорошие новости, — сказал я ему после того, как позвонил рентгенолог с отчетом. — Вам не нужно ложиться в больницу. Это простая инфекция. Выпишу антибиотики, и через три дня вы должны будете обратиться к терапевту. И спасибо, что поделились со мной историей Робби, — добавил я, уже разворачиваясь, чтобы выйти из кабинета.
— У меня было такое чувство, что вы можете мне помочь, — ответил он. — Спасибо.
История Джона резонировала в моей голове, но я все еще не мог смириться с тем, что умерший любимый человек может общаться со своими близкими с того света.
Я вернулся в ординаторскую и сел за компьютер, чтобы закончить заметку о пациенте, но что-то на полу привлекло мое внимание. Я потянулся за предметом. Десять центов!
Внезапно меня охватило жуткое чувство. Затем я улыбнулся.
— Спасибо, Робби, — пробормотал я себе под нос, — что присмотрел за своим отцом… и что помог мне поверить.
Глава 12
«Хватай дефибриллятор!»
Фред Боллхоффер, доктор медицины
— Это Глен Эллин. Номер машины «скорой помощи» — 17. Везем мужчину 62 лет с болью в груди и изменениями ЭКГ, характерными для инфаркта миокарда. Расчетное время прибытия — двенадцать минут. Беспокоит его сердечный ритм и частая желудочковая экстрасистолия.
— Принято, — ответила медсестра-диспетчер. — Мы открываем дверь в отсек номер два. Готовы принять вас, — она посмотрела на меня, подмигнув и улыбнувшись. Девушка знала, что как дежурный врач отделения неотложной помощи я всегда должен быть готов. Она также понимала, что я уже опоздал по графику на час и у меня было три пациента, которые должны были ждать, пока я окажу помощь новоприбывшему больному.
Меня обеспокоило замечание фельдшера о сердечном ритме. Обычно довольно проницательный, он знал, что такой ритм может привести к желудочковой тахикардии или фибрилляции, а это уже опасно. Своим замечанием он предупредил меня.
Ровно через двенадцать минут «скорая помощь» въехала в отсек номер два. Ожидая, пока каталку выкатят в палату А2 (кардиологический кабинет), я попытался закончить несколько графиков на компьютере. Поняв, что из машины «скорой помощи» никто не выходит, я немного занервничал и решил, что лучше сбегать туда и посмотреть, что происходит.
