8
Наступило утро, а Джеко Вэнс так и не заснул. Впрочем, усталости он не чувствовал, все его тело и разум были заряжены энергией, и ему приходилось сдерживаться, чтобы ничем не выдать владевшего им напряжения. Некоторое время он лежал, прислушиваясь к тому, как понемногу просыпается, оживает коррекционно-психотерапевтическое крыло тюрьмы. Мысль о том, что он, скорее всего, в последний раз начинает свой день в такой большой компании, добавила ему хорошего настроения. Уже завтра все будет по-другому.
И все же он не мог до конца справиться с волнением и каждые несколько минут посматривал на принадлежащие Коллинзу часы, дожидаясь подходящего момента, чтобы встать с кровати. Мысленно он пытался представить себе, что мог испытывать человек, которого он подменил. Конечно, Коллинз волновался бы, но не слишком, а значит, нет необходимости вскакивать ни свет ни заря. От правильно выбранного момента многое зависело, а рассчитывать время Вэнс умел очень хорошо. Именно это умение когда-то сделало его выдающимся спортсменом. Но сегодня от его способности интуитивно придерживаться естественного хода вещей зависело нечто куда более важное, чем просто медаль.
Когда, по его мнению, нужный момент настал, Вэнс неторопливо поднялся и отправился в туалет. Там он еще раз провел электробритвой по голове и щекам, потом натянул принадлежащие Коллинзу потертые джинсы и мешковатую рубашку поло с короткими рукавами. Татуировки, которые он сделал себе ночью, выглядели вполне естественно, и Вэнс снова подумал о том, что большинство людей видит только то, что ожидает увидеть. Человек в одежде Коллинза и с татуировками Коллинза может быть только Коллинзом, если, разумеется, никакие другие бросающиеся в глаза приметы не указывают на кого-то другого. Но об отсутствии таких примет он позаботился.
Минуты ползли как улитки. Наконец в дверь его камеры бухнули кулаком.
— Коллинз! — раздался голос надзирателя. — Собирайся, пора выходить.
Когда дверь наконец отворилась, внимание надзирателя оказалось отвлечено шумным спором по поводу результатов вчерашнего футбольного матча, разразившимся между несколькими заключенными в конце коридора, поэтому он только скользнул равнодушным взглядом по человеку, показавшемуся из камеры. Этого надзирателя по фамилии Джарвис Вэнс знал. Он обычно работал в дневной смене и, отличаясь непоседливым и раздражительным характером, не проявлял к заключенным никакого интереса. Что ж, тем лучше, подумал Вэнс. И действительно, Джарвис окинул его небрежным взглядом и, не оборачиваясь, двинулся по коридору. Когда по сигналу с пульта открылась первая переходная дверь, Вэнс стоял за спиной надзирателя, но металлический щелчок замка прозвучал для него как музыка. В пропускник он вошел следом за Джарвисом и, пока первая дверь закрывалась, а вторая открывалась, постарался привести в норму дыхание. Еще через минуту они уже покинули тюремное крыло и двинулись через центральную административную зону к выходу. С каждым шагом Вэнс волновался все сильнее и, пытаясь отвлечься, заставил себя думать о том, кому могло прийти в голову красить тюремные стены в тускло-желтый, а решетки — в скучный серый цвет. В конце концов, в этих коридорах бывают главным образом вовсе не заключенные, а персонал; уж о нем-то правительство могло бы и позаботиться. На взгляд Вэнса, чтобы работать здесь каждый день и не впасть в глубокую депрессию, нужно было отличаться полным отсутствием художественного вкуса.
Но вот остался позади еще один пропускник; теперь от вожделенной свободы Вэнса отделял последний барьер, состоявший из решетки и прочного стекла. За небольшими, как в банке, окошками, через которые передавались документы, скучали еще двое надзирателей. Джарвис кивнул одному из них — худому парню с короткой стрижкой и скверной кожей.
— Соцработник за Коллинзом уже приехал? — спросил он.
Ну, это вряд ли, подумал Вэнс. Он не сомневался, что события развивались именно так, как он спланировал. Не каждая женщина приедет утром на работу после того, как ночью кто-то пытался вломиться к ней в дом. Особенно если предполагаемый грабитель/насильник проколол все четыре колеса в ее автомобиле и перерезал телефонный провод. Этой дуре еще повезло. Если бы Вэнсу пришлось взяться за работу самому, он бы начал с того, что перерезал горло ее собаке и прибил труп к входной двери. Да, далеко не каждое дело можно поручить посторонним, но, к сожалению, у него не было другого выхода. Оставалось надеяться, что сделанного окажется достаточно. Бедняга Джейсон! Придется ему сегодня отправиться на ВОАО одному — без сопровождения человека, который хорошо его знал.
— Нет, — отозвался вертухай в окошке. — Ее сегодня не будет.
— Что-о?.. — простонал Джарвис. — Как не будет? Почему?!
— Точно не знаю. Какие-то личные проблемы.
— Ну а с этим мне что делать? — Надзиратель кивком показал на Вэнса.
— Такси ждет. Пусть едет.
— Как? Без сопровождающего? — Джарвис покачал головой, делая вид, будто не верит своим ушам. — Вы с ума сошли!
— А что тут такого? Все равно на ВОАО он на несколько часов останется один, без надзора. Плюс-минус полчаса ничего не решают.
— А как же беседа? Ведь соцработник должен провести с ним что-то вроде инструктажа.
Охранник с короткой стрижкой ковырнул прыщ, тщательно исследовал ноготь и пожал плечами:
— Это не наша проблема. Мы докладывали замначальника тюрьмы, и он дал добро. Сказал, что Коллинз не представляет опасности. — Охранник посмотрел на Вэнса. — Ты не против, Коллинз? В противном случае твое сегодняшнее ВОАО отменяется.
Вэнс тоже пожал плечами.
— Почему не поехать, раз я все равно здесь? — прогнусавил он.
То, как прозвучали эти слова, неожиданно понравилось ему самому. Вэнсу казалось — он сымитировал выговор Коллинза если не идеально, то довольно похоже. А главное, его нынешний голос нисколько не напоминал голос опасного преступника Вэнса, которого нельзя было выпускать из тюрьмы ни под каким видом. Чтобы усилить сходство, он даже засунул руки глубоко в карманы джинсов, как это часто делал Коллинз, и слегка ссутулил плечи.
— В таком случае пусть в передаточном акте будет отмечено, что мне эта ситуация не нравится, что бы там ни говорил замначальника, — проворчал Джарвис и, взяв Вэнса за локоть, провел через высокие выпускные ворота к выходу из тюрьмы. Вот он толкнул обитую железом дверь с глазком, и оба оказались на улице. У бордюра, прижавшись к узкому тротуару, уже стояла, урча мотором, побитая «шкода»-седан. Дизель, определил Вэнс, почувствовав характерный запах, разливавшийся в свежем утреннем воздухе.
Джарвис отворил пассажирскую дверцу и заглянул в салон.
— Отвезешь его на фабрику в Эвершеме, и никуда больше, — сказал он водителю. — Даже если он скажет, что у него сердечный приступ и ему нужно в больницу. То же самое, если он заявит, будто ему срочно понадобилось в сортир. Пусть гадит под себя. Нигде не задерживаться. Левых пассажиров не брать. Везешь парня на «Эвершем фабрикс», и точка!
