— Это не за тобой, — произнес кто-то за спиной. Боря вздрогнул и обернулся. Это был Володя. Вероятно, гулял, ждал Борю, чтобы попасть в квартиру. Ключей-то у него нет. Володя жил вместе с Борей, был ему лучшим другом и единственным доверенным лицом. Володе Боря рассказывал все. О жертвах, о своем тщательно разработанном плане. Володя выслушивал его, хоть и с неохотой, но внимательно, отмечал промахи, если, конечно, таковые случались, иногда даже помогал разрабатывать детали. Он, несомненно, был умнее, тоньше и гибче Бори. В интеллектуальном смысле. Если бы не Володя, Борин план был бы совершенно иным. Более грубым, прямолинейным и… жестоким. При появлении приятеля Боря почувствовал большое облегчение.
— Думаешь, не за мной? — спросил он, косясь на стоящего рядом Володю, исподлобья наблюдающего за лейтенантом.
— Конечно, нет, — ответил тот. — Если бы тебя вычислили, то не стали бы «светиться», а устроили бы засаду в подъезде или в квартире.
— Да, наверное.
— Не наверное. — Володя не скрывал раздражения. — Не наверное, а точно. Оставь эту идиотскую манеру говорить «наверное». В жизни ничего не бывает «наверное». Рождаются точно. Умирают точно. Точные дни рождения, свадьбы и похороны. Твое «наверное» — обычное словоблудие. Пошли. Нечего торчать тут, как три тополя на Плющихе. Только внимание привлекаешь.
— Думаешь?
— А тебе часто встречаются идиоты, протирающие очки под карнизом, с которого течет, как из душа? Только тут Боря сообразил, что стоит точнехонько под козырьком крыши, а с этого самого козырька, и правда, льет будь здоров. Сочные капли звонко разбивались о его голову и плечи.
— Надевай очки и пошли, — продолжал напряженно Володя. Боря послушно подхватил сумку, нацепил очки на нос, и они зашагали к подъезду. Милиционер наблюдал за ними. Боря с облегчением отметил, что в заинтересованности лейтенанта не проглядывает профессиональная настороженность. Только насмешливое любопытство. Наверняка он невольно сравнивал себя, подтянутого, плечистого, атлетично-красивого, с расплывчато-нефигуристым чудаковатым очкариком.
— Будешь проходить мимо, — почти не разжимая губ, произнес Володя, — улыбнись и скажи: «Приветствую вас».
— Приветствую вас, — улыбаясь «интеллигентно», проще говоря, ущербно-идиотски, послушно повторил Боря, слегка кланяясь лейтенанту.
— Здравия желаю, — откликнулся тот привычно. Рука его автоматически пошла к шапке, но изменила направление. Лейтенант поправил воротник форменной куртки и сказал: — Здравствуйте. Конечно. Грешно издеваться над убогими. Боря потянул дверь подъезда, и одновременно с этим кто-то толкнул ее изнутри. На лицо лейтенанта словно набросили вуаль идиотской восторженности. Из гулкой темноты подъезда выпорхнула белобрысая стройненькая девчоночка. Боря знал ее. Она жила на втором этаже. А лейтенантик уже сиял, как начищенный пятак. Девчоночка бормотнула Боре «Здрась» и юрко ухватила своего мускулистого кавалера под локоть. Они пошли по двору быстро и в ногу.
— А? — спросил Боря, глядя вслед удаляющейся парочке. — Как тебе? Хороша?
— Симпатичная, — отозвался Володя задумчиво и глухо. Он мгновенно изменился. В нем не осталось и капли той силы, которая присутствовала две секунды назад.
— Может, заняться ею, когда все кончится? А? Как думаешь? Боря улыбнулся и покосился на собеседника.
— Оставь меня в покое, — вдруг резко ответил тот, но тут же снова сбился на плаксивость. — Это не смешно.
— Да? — Боря зло усмехнулся. — Ну, если это не смешно, то тогда, наверное, смешно бросать меня на произвол судьбы перед каким-то зачуханным ментом, да? Это, по-твоему, смешно?
— Если ты еще раз повысишь тон или скажешь «наверное», — истерично, зажмурившись, выпалил Володя, — я уйду и никогда больше не вернусь.
— Ты не уйдешь, — огрызнулся Боря, нажимая кнопку вызова лифта. — Мы оба это знаем. Кстати, насчет тона, ты сам виноват. Меня вполне могли поймать.
— А разве ты не на это рассчитывал?
— Но не сейчас, — ответил Боря жестко. Как раз открылись двери лифта, и они вошли в кабину. — Еще рано.
— Рано, — обреченно согласился Володя.
— Между прочим, порадуйся. Ты сегодня спас жизнь человеку. Володя встрепенулся, посмотрел на Борю. Лицо его осветилось надеждой.
— Ты не убил ее? Боря захохотал, громко и счастливо:
— Не-ет. Ее-то я как раз убил. Ее я убил, да так ловко, что она даже пискнуть не успела. В глазах Володи погас огонек ожидания. Он снова помрачнел и уставился на Борю из-под тонких бровей.
— О ком ты тогда говоришь?
— Об этом придурке. — Боря пошлепал ладонью по плечам и показал два оттопыренных пальца. — Как, по-твоему, что мне пришлось бы сделать с ним и его подругой, если бы этот урод полез ко мне со своей идиотской «ксивой», а?
— Н-не знаю.
— Посмотрите-ка на него, — язвительность в голосе Бори стала резкой, как бритва. — Он не знает. Не знает! Ты меня удивляешь. — Володя потупился. — Теперь даже дети знают такие вещи. А уж тебе с твоим умищем и подавно надо бы знать. Попытайся отгадать с трех раз. Даю наводящий вопрос: что у меня в сумке?
— Вещи. Володя отвел взгляд, а Боря снова загоготал. Ему нравилось происходящее. Он ненавидел своего сожителя. Ненавидел, потому что зависел от него. И эту свою ненависть ему приходилось выплескивать, чтобы не сойти с ума. А еще Боря чувствовал, что, если позволит этому дохляку Володе выпрямиться, перестанет подавлять его как личность, тот, пожалуй, сам раздавит его, Борю. Выпрямится и раздавит. Не в прямом, конечно, смысле. Но найдет способ загнать Борю в ловушку.
— Вещи, — повторил Володя, отстраняясь.
— Какие именно вещи?
— Плащ, перчатки…
— Плащ, перчатки и нож, — закончил Боря за него.
— Да. И нож, — обреченно подтвердил тот. Кабина лифта дрогнула, остановившись. Боря спокойно вышел, роясь на ходу в карманах, отыскивая ключи. Володя покорно шагал за ним.
— И ты говоришь, будто не знаешь, что делают в таких случаях? — вещал, не оборачиваясь, Боря. — Разве ответ не напрашивается сам собой? — Он вставил ключ в замочную скважину, повернул четыре раза. Щелкнул, открываясь, замок. Боря посторонился, пропуская вперед своего «забитого» спутника. Сам неторопливо вошел следом. — Иногда на тебя бывает жалко смотреть. Давай.
— Что? Боря стянул куртку. Забросил в ванную сумку с окровавленными вещами, заткнул слив и пустил воду.
— Садись, устраивайся поудобнее, — гаркнул, перекрывая шум воды, бьющей в фаянсовую стенку ванны. Ритуал уже стал привычным. Боря усаживал Володю в кресло и подробно, в деталях, рассказывал ему о том, как расправился с очередной жертвой. Володю это мучило. В такие минуты он выглядел, как ипохондрик Родион, вспоминающий умерщвленную посредством топора бабульку. Впрочем, Боре не было дела до душевных мучений приятеля. Сам он получал от этих рассказов непередаваемое удовольствие. Вытянув из сумки плащ, Боря взял кусок мыла и принялся старательно намыливать ткань. Он знал, что сейчас Володя, с обреченностью приговоренного, поднимающегося на эшафот, прошаркал в комнату и рухнул в могучее, обитое плюшем кресло. Боря набрал в грудь побольше воздуха и… начал рассказывать.
