время службы успел сродниться. Найти мерзавца. Разгадать, что же произошло. Решить головоломку, сложив все кусочки мозаики на свои места.
— Я… — граф замялся, — но позвольте, среди приглашенных сплошь были люди высшего круга… ну, допустим, были местные чиновники, вот вы, например. Хотя, простите, насколько я знаю, у вас тоже почтенная фамилия. Ваш предок ведь тоже сражался при Маныче, верно?
Герман кивнул.
— Люди из хороших родов тоже время от времени совершают преступления, — сказал он.
— Безусловно, не подумайте только, что я говорю это из снобизма, — ответил граф. — Конечно, совершают. Но здесь преступление именно такого рода… вы ведь понимаете? Это революционная зараза, отвратительный нигилизм, отрицание самых основ. Я ведь уже слышал об этих убийствах, которые происходят.
— В самом деле?
— Ну, конечно. Княжна Трубецкая — близкая подруга моей Галатеи, а эти мерзавцы убили ее горничную, к которой она была очень привязана. Просто чудовищно, бедняжка была безутешна. И про историю, которая вышла у графа Бекасова я тоже слыхал. Высший свет — это как большая деревня, молодой человек.
— Положим, так. Значит, вы полагаете, что это революционеры?
— Разумеется, а кто же еще? Они же убивают исключительно тех, кто отказался от вольной. Наверное, с точки зрения этих вырожденцев отказ от свободы — тяжкий грех, вот они за него и карают этих прекрасных людей. Матвей, мой лакей, тоже ведь был из таких. Я обещал ему волю, если он выполнит одно деликатное поручение. Он же ответил, что предпочтет мне и дальше служить, а вместо вольной возьмет деньги. Да, признаться, деньги он любил, но это грех небольшой. А вот такая преданность заслуживает высшей награды. Награды, а не наказания, понимаете? А эти мерзавцы все извратили… Найдите их, Герман Сергеевич!
— Приложу все усилия, — Герман кивнул и поднялся из кресла.
— Ах, да, — проговорил он, слегка наклонившись вперед к графу и понизив голос. — Знаете, это, быть может, сейчас не очень уместно, но я хотел бы выразить сожаления по поводу того, что произошло с вами по службе. Разумеется, я ни в коем случае не могу критиковать…
Граф поднял руку, останавливая его.
— Вот именно, не вздумайте критиковать, — сказал он жестко. — Воля Его Величества священна, и я покоряюсь ей с радостью и облегчением. Все эти вопросы по службе слишком много занимали моего времени. По крайней мере, теперь я могу отдохнуть, проводить больше времени в кругу семьи. Я не нуждаюсь в жалости, поверьте. Вам, человеку молодому и амбициозному, может казаться, что отставка — это что-то ужасное, что жизнь после нее кончена. Поверьте, это вовсе не так.
— Рад, что вы так это восприняли, — ответил Герман. — Тем не менее, считаю своим долгом сказать, что я говорю… не только от своего имени. Есть еще люди, которые вам сочувствуют.
— Передайте этим людям, — произнес граф, — что я им чрезвычайно признателен, но, боюсь, они зря хлопочут. Я наигрался в эти игры и сыт по горло. Служебные интриги, коалиции, сделки… для вас это, должно быть, чрезвычайно увлекательно. Я прямо вижу, с какой гордостью вы выполняете свою миссию. А впрочем…
Он на секунду задумался.
— А впрочем, я подумаю… — произнес он каким-то немного странным шепотом, от которого у Германа пошли по телу мурашки. — Мне нужно понять, в какой мере я могу вам доверять. Вот если вы выясните, кто стоит за этим чудовищным убийством… Так или иначе, благодарю вас. Вы сказали — я слышал. Ступайте, вас проводят, доброй вам ночи — точнее ее остатка.
— А, чуть не забыл, вы не видели, чтобы кто-то из гостей ел мятные леденцы? — спросил Герман уже в дверях.
— Нет, не замечал.
— А из лакеев?
— На привычки лакеев я и подавно не обращаю внимания. Если только это не что-то предосудительное, конечно.
На том разговор и завершился. Граф предложил Герману переночевать у него, в гостевом крыле, и тот, конечно, согласился: на то, чтобы ехать домой, не было никаких сил, да и добраться можно было только к рассвету.
Отказавшись от лакея-провожатого, Герман направился по коридору в гостевое крыло, но не успел добраться до назначенной ему комнаты, как заметил в креслах в маленькой гостиной две фигуры. При его появлении те вздрогнули, и Герман, шествовавший со свечой, подошел поближе и увидал, что это Ариадна и господин Ферапонтов. Ему стало неловко — кажется, он помешал тайному свиданию.
— А, вот и вы! — развязным шепотом произнес молодой человек. — А мы как раз вас тут дожидаемся.
— В самом деле? — переспросил Герман.
— Ну, конечно! Не поедете же вы под утро домой — стало быть, вас оставят ночевать. Ариадна Константиновна предложила вас подождать, потому что у нас к вам важный разговор.
— Знаете, я немного… — произнес Герман, поморщившись.
— Мы знаем, как вычислить убийцу, — решительно сказала Ариадна. При этих словах усталость Германа как рукой сняло.
— Я вас слушаю, — серьезно произнес он.
— Видите, ли я вам говорил насчет эльфийских текстов, — затараторил Ферапонтов. — Их очень тяжело переводить, потому что они очень омонимичны. Видите ли, истинный смысл фразы в большинстве случаев можно понять только по контексту, и то только если восстановить большой контекст, относительно других источников…
— Можно покороче? — Герман потер лоб.
— Я постараюсь. Одним словом, так совершенно случайно получилось, что мне недавно попался на глаза один трактат, в котором как раз упоминалась Yoora ve Zeizi, «Смерть посредством жизни». Вы понимаете, это самое проклятье, которым убили Матвея и других людей до него. И именно благодаря этому трактату я нашел ту гробницу, о которой мы с вами говорили сегодня вечером. Не странно ли это?
— В самом деле, странно, — произнес Герман. — Вы полагаете, что источник проклятья может находиться в закрытом мире-осколке, в который можно попасть только из Залесского?
— Не может, а почти наверняка там и находится! — ответил Ферапонтов с энтузиазмом.
— Но это значит, что убийца…
— Уже там побывал, — проговорила Ариадна. Ее глаза сияли точно так же, как у молодого человека, и Герман с неприятным чувством подумал, что они прекрасная пара.
— И если мы проберемся туда, то сможем найти там следы, считать магический профиль, — прибавил Ферапонтов. — А дальше вы уже сверитесь со своей