Уоррен заказывает еще виски и смотрит новостной сюжет о маленьком метеорите, упавшем в Шотландии. Карен думает о Кейси, своей уже почти взрослой пятнадцатилетней дочери. В прошлом месяце Кейси вдруг объявила за завтраком: «4 декабря 65 370 112 года Земля столкнется с огромным метеоритом, и все живое погибнет». Карен попыталась представить себе 65 370 112 год, но у нее закружилась голова. И все же когда-нибудь он наступит, так же неотвратимо и определенно, как неизбежная стопка рекламных газет, возникающая у нее на крыльце раз в две недели.
Кейси описала Карен следующий ледниковый период, когда «все покроется слоем льда, таким толстым и тяжеленным, что он проломит земную кору, и магма вырвется на поверхность. Расплавленный никель, боксит, настуран. Когда это случится, вода в морях и океанах обратится в пар. И все живое погибнет». Откуда у Кейси эта нездоровая тяга ко всяким ужасам и катастрофам? Карен никогда не забудет тот день, год назад, когда они с Кейси зашли в магазине в мясной отдел и дочка внезапно спросила, можно ли здесь купить пинту крови. Карен, каким-то чудом сдержавшись и не психанув, спокойно спросила, зачем Кейси могла бы понадобиться пинта крови, и та сказала, что они с подружками хотят придумать какой-нибудь ритуал.
— Какой ритуал?
— Не знаю. Что-нибудь жуткое.
— С ритуалами следует быть осторожнее, Кейси.
— Спасибо за ценный совет.
— Нет, я серьезно. Иногда ритуалы открывают такие двери, которые потом уже не закрыть, как ни старайся. И я сейчас говорю не только об общении с духами на спиритических сеансах, а вообще о любом ритуале.
— Да?
В кои-то веки Кейси пустила Карен в свой мир. И Карен не опозорилась — даже, можно сказать, набрала дополнительные очки за то, что вовремя прикусила язык и не упомянула о церемонии бракосочетания наряду с ритуалами вызова духов.
Карен уже допивает коктейль и понимает, что хочет еще. Но Рик возится с генератором льда в дальнем конце зала. Карен хочется, чтобы он поскорее вернулся за стойку и сказал что-нибудь, что поднимет ей настроение. И смешал ей второй коктейль. Может быть, если выпить еще, станет хоть чуточку повеселее. Карен вспоминает, как буквально за несколько дней до того, как Кевин объявил ей о том, что хочет развода, она спросила у мужа, почему он так сильно пьет. Он сказал, что пытается что-то забыть, но сам не знает что именно. Кевина тогда уволили с работы, и у него в голове что-то сдвинулось: там как будто открылась темная, пугающая дыра, какая-то червоточина в мозгу. Он угрюмо предсказывал мрачное капиталистическое будущее, в котором все человечество сидит в тюрьме. Каждый — в своей одиночной камере. И только и делает целыми днями, что совершает покупки в онлайновых магазинах.
Следующая новость по телевизору — сюжет о раке. Карен использует эту возможность, чтобы оживить разговор с Уорреном:
— Знаешь, рак возникает у нас постоянно, просто наш организм с ним справляется, так что мы даже не знаем, что у нас что-то такое было. То, что мы называем «раком», — это уже наиболее тяжелые случаи, с которыми наш организм не справляется сам.
— Да ну?
— Интересно, да?
Карен и сама понимает, что ее «интересные факты о раке» смотрелись бы намного лучше в виде строчек из электронного письма; произнесенные вслух, они звучат как-то натянуто и совершенно не к месту. В жизни многое зависит от интонации: то, что мы слышим у себя в голове, часто значительно отличается от того, что мы пишем или произносим вслух. И еще Карен бесит ее собственная привычка изображать из себя участника викторины «Своя игра», когда она нервничает и волнуется. Но она все равно продолжает:
— А ОРВИ, грипп и другие вирусные заболевания, они даже в чем-то полезны. Они тренируют наш организм, чтобы он успешнее боролся с раком. Знаешь, как говорят: «Не болел в жизни ни разу, а потом взял и помер»? Люди, которые часто болеют гриппом, по статистике живут дольше. Это научный факт.
О Боже. Я действительно так сказала: «Это научный факт»?
Уоррен не слушает. Он весь там, в телевизоре. Карен уже поняла, что у них ничего не получится. Ей совершенно не хочется, чтобы он остался. Даже наоборот. Но если он соберется уйти, она хочет сама диктовать условия. Чтобы выйти из ситуации без эмоциональных потерь, ей нужно почувствовать, что она контролирует происходящее. И Карен вбивает последний гвоздь в гроб ее неудавшегося свидания:
— Уоррен, а если бы ты участвовал в «Своей игре», какие бы ты предпочел темы вопросов?
Уоррен бормочет себе под нос:
— О Боже. Любишь ты поговорить.
Жизнь Карен совсем не похожа на увлекательную историю. Это она уже поняла. Быть может, стремление воспринимать свою жизнь как историю — это не более чем сентиментальный остаток, пережиток эпохи голливудских студий, затихающий отголосок общества, в котором периодические печатные издания процветали на обильных доходах от рекламы; бледный отзвук многочисленных книжных клубов для интеллектуалов из среднего класса, читавших по большей части только отрывки из книг, но зато мастерски делавших вид, что они много знают и умевших при случае блеснуть эрудицией.
Карен давно замечала, что нынешним молодым людям как будто уже все равно, похожа их жизнь на историю или нет. Например, Кейси. Или тому юному извращенцу в сегодняшнем самолете. Ему даже и в голову не придет воспринимать свою жизнь как историю. Для него это было бы то же самое, что сравнить свою жизнь с жизнью морского огурца. А на кой ему сдался морской огурец? И этот мальчик, и Кейси — они живут в мире скриншотов, счетчиков обращения к веб-страницам и точно подсчитанного количества друзей и врагов. Для этого юного извращенца Карен — не более чем прикол, приключившийся в самолете: сексапильная тетенька, показавшая ему средний палец. Карен знает, что ее фотография уже, вероятно, висит на Facebook’е и про нее там написали что-нибудь вроде: «тетенька явно матерая педофилка». И можно даже не сомневаться, что этот парнишка из самолета не пожалел бы Карен, если бы увидел ее в коктейль-баре на неудачном интернет-свидании, раздосадованную, раздраженную, с осыпающимся макияжем в уголках глаз — крошащимся, как пирамиды под действием неумолимого времени, так что всякая иллюзия юности исчезает бесследно. Куда ушли все прожитые годы? Что происходит с истраченным временем? Может быть, существует какое-то место типа огромной мусорной свалки для времени, отслужившего свой срок? Или оно низвергается, как вода Ниагарского водопада, и течет себе дальше, но уже без нас? А может, оно испаряется и превращается в дождь — и все начинается сначала?
Карен так странно ощущать себя личностью без истории. И ведь она не одна такая. В ее возрасте многие люди вдруг понимают, что все в жизни застопорилось и нет никакого двигателя сюжета, который дал бы толчок к развитию действия. Раньше Карен хотя бы могла делать вид, что у нее есть какая-то роль в этой жизни. Могла придумать себе персонажа, например, для поучительной истории о развале семьи: одинокая разведенная женщина, которая прекрасно справляется самостоятельно и будет покруче иного мужика, которая… Карен даже не знает, что тут можно еще добавить. Которая делает оригинальные скворечники из номерных знаков автомобилей. Которая не совершила вообще ничего выдающегося и уже вряд ли что-нибудь совершит, а просто будет и дальше вычеркивать год за годом из календарика жизни, пока наука, генетика, питание и собственные судьбоносные решения не дадут общий сбой, на чем все и закончится.
