на два дня для музея срисовать…
Слушай, тут у соседей отец на дочку орал, чтоб к одиннадцати больше не возвращалась, чтоб гуляла всю ночь с кем хочет.
А во дворе за углом жених не явился во всей форме.
Старуха пропала с семечками.
Жарит где-то непрерывно для какой-то компании.
Военком отказывается призывать молодёжь, что-то плёл, что в армии и так народу полно, своих девать некуда, а тут ещё призывники каждый год являются.
А этот, классный руководитель, говорил-говорил по программе, потом давай каяться: мол, не так диктовал, забыл предупредить, где-то два «Н»…
Всем «отлично» поставил.
Тебе, мерзавец, какой-то диплом особый выдал по всем предметам – «В незнании прошу винить преподавателя такого-то, живёт там-то».
Ты что творишь?
Директор тебе справку об окончании школы с золотой медалью за 7-й класс…
А в поликлинике за какой-то синяк – освободить от занятий, перевести на каникулы вне очереди…
А ну-ка, давай «парабеллум».
Трофейная вещь, деда моего.
«В школьном музее показать… В честь Дня Победы…»
Срисовать ему… Перечертить…
Нет к нему патронов! Немцам напиши, пусть вышлют.
Я сейчас ремнём тебя по хитрой заднице…
И я, главное, старый дурак…
Да… Поколение растёт…
Есть фильмы не интересные для узкой аудитории.
Есть фильмы не интересные для широкой аудитории.
Есть фильмы просто неинтересные.
Есть, наконец, аудитории, не интересные для показа любых фильмов.
Молодёжь сегодня любит дикую природу, падения, преодоления, жизнь без еды, без света, без воды.
Я удивлялся, удивлялся, потом вспомнил: я ж так жил лет 60.
И я не знал, что это экстрим.
Если единственное правило в международных отношениях – соблюдение собственных интересов, что же требовать от отдельных людей?
Нет, говорю я, мне нравится жить в нашей стране.
И хотя меня не поддержит большинство россиян, я хочу выпить за это.
Я отвечаю за себя.
Нет, мне нравится жить в нашей стране, хотя и не хочется.
Вернее, хочется, хотя и не нравится.
Да, так точней.
Я живу в нашей стране, хотя мне и не хочется и не нравится, но я это делаю с удовольствием.
Наблюдения за собой, переложение этих мук на бумагу вполне напоминает подвешенного на парашюте с прицепленным к ногам плакатом «За «Единую Россию»!», которые на длинной верёвке тащит катер с надписью «Наш народ».
Ослабнет верёвка – сможешь пошевелиться, но упадёшь.
Не будешь шевелиться – продолжишь полёт.
Вот за это парение на длинной верёвке мы и выпьем.
За обзор и высоту, которую достигают те, кто связан!
За зависть и неподвижность отвязанных внизу!
За красоту полёта с кляпом во рту, с плакатом на ногах!
За радость и высоту обзора, о которой никому не можешь рассказать, так как ты связанный и – кляп во рту!
За прекрасные рассказы лишённых обзора и высоты.
За это мы выпьем.
Так в чём проблема?
А как всегда – в длине верёвки.
У нас всегда было плохо с управлением культурой и с сельским хозяйством.
Ибо там и там само растёт…
А руководить хотят все.
Жизнь – та же уличная езда.
Не ты врежешься, так в тебя врежутся.
И осторожность твоя круговой быть не может.
В одном кинотеатре во время демонстрации отечественного фильма обвалилась крыша.
К счастью, никто не пострадал.
А если бы кто-то был в зале?!
Сейчас пейзаж себе выбирают, раньше пейзаж тебе давали.
Короткий рассказ военного
Первая мировая война: отца – «пук» – остаются двое детей.
Революция.
Гражданская война: отца – «пук» – остаются двое детей.
Затем коллективизация.
Отца – «пук» – остаются двое детей.
Вторая мировая война: отца – «пук» – остаются двое детей.
Третья мировая война.
Его сына – «пук» – остаются двое детей.
Скольким детям удалось посидеть на руках у дедушки?
Куда ведут наши следы
Путч случился пятнадцать лет назад.
А мы до сих пор не знаем, победили они или проиграли.
И куда мы попали в борьбе с ними.
Вроде вышли из пункта А, но удаляемся от пункта Б.
Лицом вперёд действительно, но в пункте Б нас уже не видят.
Характерное движение, удовлетворяющее чаяния всех народов.
И тех, которые не хотят нас видеть в пункте Б, и собственного населения, мечтающего хоть временно вернуться в пункт А, где оно забыло что-то очень важное.
Так что путч не стоит считать провалившимся.
Их дело живёт, и участники окружены почётом.
А дело демократов, либералов и плюралистов окончательно провалилось, а их разрозненные голоса, звучавшие в разное время в разных местах, нельзя считать хором.
Наши следы на общей дороге запутались, ведут назад, что вполне устраивает небольшую группу цивилизованных стран, занятых голосовой борьбой с фундаментализмом.
А мы, убедившись, что свобода и несвобода в России имеют одинаково хреновый вид, нашли согласие с руководящей элитой и стали вместе с ней совершать колебательные движения от свободы к несвободе.
От чего и возник этот всеобщий колокольный звон в ушах.
Целую.
Ваш колеблющийся.
Конституция
Самое острое, что я слышал, – это чтение нашей Конституции по радио.
Страшно будоражит и делает человеком.
Это сильнее Чехова и Достоевского.
Это не то, с чего можно брать пример.
Это можно потребовать для себя. Лично.
Дадут или нет – не скажу.
Но требовать обязаны.
Художественным произведением вы можете восторгаться, наслаждаться, любоваться, даже питаться, но не можете требовать его для себя.
А когда вы слышите то, что вам обязаны предоставить…
Потому что вы есть. Не хуже всех. Не хуже других. Не хуже любого.
И что самое главное – не лучше другого.
Вы можете требовать для себя то, что там есть.
Там всё для вас.
К тому, что в Библии, – надо стремиться, очищаться, улучшаться, и вы всегда в начале пути.
Когда бы вы ни открыли и в каком бы месте.
Для Библии вы должны измениться.
Для Конституции – нет. Нет! Нет!
Она даёт всё такому, какой вы есть.
Здесь и сейчас.
Она просто и внезапно говорит вам, что вы – человек, исходя из чего вы обязаны и
