Книга Изыди, Гоголь! - Nemo Inc.

Спектакль с голосом и почти безобидными тенями обошелся мне во всю ману, которая успела восстановиться за время поездки до поместья. И теперь, чтобы не сыграть уже кисейную барышню, мне отчаянно нужно что-нибудь вкусненькое…

Недолго думая, я набрасываюсь на клубничный торт. Наши с ним стремительно развивающиеся отношения, похоже, заставляют мачеху приревновать. Она с обеспокоенным видом поворачивается к возничему:

-- Остап, с Гришей все в порядке? Он… не повредился?

Усач прижимает фуражку к сердцу:

-- Есть немного, госпожа. Говорит, с памятью проблемы.

Анна косится в мою сторону.

-- Насколько серьезные проблемы?

-- Говорит, отшибло, госпожа. Напрочь.

Сводная сестра отшатывается от меня и мотает головой:

-- Бред… это какой-то бред! Не может такого быть!

Маргарита берет дочь за руку.

-- Успокойся, милая, -- она поворачивается к возничему. -- Остап, ты, похоже, знаешь больше нашего. Можешь объяснить, что случилось? Кто сообщил тебе и как оказалось, что Гриша… В конце концов, мы же видели… тело…

Голос вдовы вздрагивает. Маргарита либо двухтысячелетняя ведьма, потому что только такая может обмануть тысячелетнего колдуна, либо смерть юного Гоголя ударила по ней и она вправду рада видеть его живым.

Впрочем, что только не выкидывает смертная моль, о чем потом жалеет? Убийство любимого пасынка ради благополучия любимой, но родной дочери вполне подходит.

Над ухом раздается чересчур сладкий для мужчины голос:

-- Позвольте представиться. Станислав Игоревич Верховцев.

Высокий голубоглазый блондин лет двадцати с ямочкой на подбородке, напоминающем тестикулы. Когда я оборачиваюсь, он протягивает руку.

-- Второй курс Императорской Академии. Хороший друг вашей прекрасной сестры, -- тут он смущенно улыбается. -- По крайне мере, я надеюсь, что она так считает.

При виде этого приторно смазливого безобразия мои брови вылезают на лоб, а из открывшегося рта обратно на тарелку сбегает кусочек торта.

Я бросаю взгляд на женщин. Они полностью увлечены рассказом возничего и, похоже, не видят ничего плохо в присутствии здесь этого… чем бы оно ни было!

Я надеваю вежливую улыбку:

-- А вы, Станислав Игоревич, видимо, из тех засидевшихся гостей, которые не понимают намеков?

Глянув на двери зала, блондин хмыкает и наконец убирает свою клешню.

-- Позвольте убедить вас, Григорий Иванович, что я понимаю причины этого… шоу, которое вы разыграли перед Романовым и остальными. Замечу, что история о бегстве княжича от призрака его шурина уже этой ночью облетит весь Петроград! Кхм… я хочу сказать, что сохраню тайну вашего возвращения из мертвых. Я буду нем, как рыба!

Улыбка сама вылезает на лицо. Я отставляю тарелку с тортом и протягиваю Верховцеву руку:

-- Так и быть, доверюсь вам. Договор?

Дворянин медлит. Я чувствую в нем магию, так что, возможно, он чувствует и мою.

Наконец он пожимает руку.

-- Договор. И раз уж мы теперь сообщники, могу я узнать, как вы-ы-ы-ы…

Слова Верховцева плавно перетекают в вой боли, пока на его ладони выжигается клеймо должника. Музыка для ушей чернокнижника!

Покачнувшись, я врезаюсь в стол рукой, чтобы удержаться на ногах. Второй должник все-таки доконал меня…

Вой блондинистой моли и звон упавшей со стола посуды наконец-то привлекают к нам внимание женщин. Маргарита с возничим поддерживают меня с обеих сторон, а вот Анна бросается к скулящему на коленях дружку.

Она замечает на его ладони клеймо.

-- Что это?

Ее тон слишком требовательный. Будто говорит не с патриархом рода, а с нашкодившим котенком.

Я позволяю мачехе с Остапом поставить меня на ноги. Поправляю свой вонючий похоронный костюм и, напрочь игнорируя наглую девицу, говорю Верховцеву:

-- Это клеймо должника. Вздумаешь разболтать кому-нибудь, что патриарх Гоголей жив, и… Впрочем, попробуй и узнаешь, pipinna.

Я окидываю бледного дрожащего, баюкающего руку дворянина презрительным взглядом. Сперва спрятался от моих теней под юбками у моих женщин, а затем попытался втереться в доверие.

"Я сохраню вашу тайну". Чертовски щедро, сударь!

Одним словом -- аристократ. Тьфу!

-- Покажи своему хорошему другу, где у моего дома выход, -- бросаю я Анне.

Блондинистая моль вдруг подрывается на ноги:

-- Да как ты смеешь выставлять меня, Верховцева! Я сделал одолжение твоей стервозной сестре и составил ей компанию на этом спектакле, который они назвали помолвкой, а теперь ты, голытьба…

Вырвавшиеся из тени Верховцева чернильные руки сдавливают ему глотку и рывком ставят на колени. Он хрипит, мычит и дрожит от ужаса, пока мои верные псы душат его.

Божественные гримуары нравятся мне все больше и больше!

Анна сперва пытается дотронуться до моего должника, но затем поворачивается к матери:

-- Мама!

Маргарита наблюдает за корчущимся Верхоцевым изучающе, глазки блестят. Властным тоном она приказывает:

-- Делай, как говорит твой…

Мачеха окидывает меня оценивающим взглядом.

-- Как говорит твой патриарх.

Щелчок пальцами и тьма отпускает должника. Покрасневший Верховцев хрипит, трет шею и умоляюще тянется к Анне.

Она сухо бросает своему хорошему другу:

-- Стерва, да?

Дворянин вымучивает улыбку:

-- Это не то, что… я имел в виду…

Он поднимается на ноги под презрительным взглядом Анны.

-- Зато мой… патриарх имел в виду именно то, что сказал.

Сводная сестричка разворачивается на каблуках, ее черная грива плетью бьет Верховцева по лицу.

-- Шире шаг, -- бросает девица.

Блондинистая моль пытается испепелить меня глазами. К счастью, у Верховцева это не получается, и он, баюкая руку, покорно плетется за Анной к выходу.

Маргарита, как ни в чем не бывало, заботливо говорит:

-- Ты такой бледный, Гриша. Тебе точно не нужно в больницу?

-- Чепуха! -- отмахиваюсь я. -- Мне нужны только горячая ванна и изысканный ужин. Вели слугам приготовить и то, и другое!

Помнится, века два назад меня упокоили, полностью лишив тела. Но вскоре какие-то недалекие аристократы принесли мне в жертву тушку одного из младших наследников. Взамен они потребовали наделить их род могуществом, избавить от нищеты и вознести на вершину славы!

Стоит ли упоминать, что после того, как я забрал предложенное тело, то прихлопнул этих умников? Надо же было догадаться: прервать заслуженный отпуск бессмертного чернокнижника, а потом еще и что-то с него требовать!

К счастью, под потолком поместья Гоголей висят хрустальные люстры, на стенах произведения искусства, а стол ломится от вкусной еды и дорогих напитков. Здесь такой проблемы возникнуть не должно.

Но почему тогда я слышу смешок Анны, которая еще не успела выйти из зала? Почему Маргарита смотрит на Остапа так, будто молит спасти ее? Почему возничий