А на улице снег и солнце. И так нарядно и радостно, что Широкову, будто малолетке, захотелось глаза зажмурить и подпрыгнуть, присвистнуть, а потом побежать быстро, да так, чтобы пальто нараспашку, а волосы в разные стороны.
Может и началось утро ярославского парня не очень, зато продолжилось чудесно. Сегодня, когда стоял он на площадке со своими слегка ненормальными соседями, смеялся старым байкам, накатило на него давно забытое чувство, что дома он. И не один, а с близкими людьми. И вовсе не понятно, откуда взялось оно, чувство это. Знает Митька москвичей этих всего ничего! Да вот, поди ж ты…
Ну и Юлька… А тут все сложно. И думать бы об этом не надо, а думается.
Вот они арки и переулки, проходы и тупички. Москва город старый, но не старше Ярославля. Родной город Широкова на полтора века древнее, так-то. Вот и размышлял Митя о чем придется, стараясь не думать о Юльке, не вспоминать ее волос и ножек, а более всего, ее теплого дома и сияния. И того самого, непонятно-ангельского.
— Митя! Да, Митя, же! — запыхавшаяся Юленька нагнала Широкова, — Кричу вам, кричу, даже неловко перед людьми. А вы не слышите. Да и ходите быстро.
— Случилось что-то? Гойцман решил молодость вспомнить и послал тебя за венком в Пассаж, а ты решила мне все рассказать и еще раз посмеяться?
Она снова сияла, манила Митьку.
Вот скажите, почему он, занятой человек, со своим бизнесом, требующим его присутствия в ресторане, стоит сейчас посреди старого московского переулка и откровенно любуется чужой женой? Не иначе, как московский воздух в голову стукнул. А говорил его странный приятель, Мишка Давыдов, что Москва и не Москва вовсе, а рассадник заразы! И воздух там гадкий, и люди злые, жадные и бесчувственные! А вот стоит сейчас перед ним прямо демон натуральный, в огромной куртке, с сияющими глазами и локонами из под капюшона. Манит его, Митьку Широкова, плюнуть на все свои дела и идти с ней по улицам, и слушать ее рассказы о старой Столице и жмуриться от зимнего солнышка и такой редкой радости бытия.
— Вот и нет. Я подумала, что до вашей работы есть путь короче. Нужно было повернуть много раньше, но я кричала, а вы не откликались. Теперь уж следующим разом покажу.
— Ты ради этого бежала за мной от самого дома? — Митя не сомневался, что Юлька могла бы такое исполнить.
— Нет. Я в студию. У меня группа с утра. Дошколята.
— А чем ты занимаешься?
— Я детский психолог. Беру детишек с проблемами в общении, формирую группы и стараюсь помочь им.
Разумеется, Митька спросил, как, что и почему?
Они и не заметили, как разговорились и потянулись в сторону Юленькиной студии. Наверно долго шли, но тут непонятно. Время никто не засекал, минут и шагов не пересчитывал.
— Собственно, вот. Тут я и работаю. Митя, а это ничего, что вы со мной идете? У вас, наверно, дел много? Простите, Бога ради, это все я со своей болтовней. Кира меня ругает за это. Говорит, что «трещу» много. Митя, вы слушатель такой прекрасный. Не удержалась.
Сам Митька ругал бы Киру за такие слова, но вслух сказал иное:
— Мне любопытно, вот и иду за тобой, как осёл за морковкой. Юль, я работаю много и кроме ресторана своего мало где бываю. Для меня поход в кино целое событие. А тут и экскурсия, и лекция по психологии, и прогулка по городу, — Широков говорил и думал, что напрасно он вываливает на нее все это.
Для чего Юленьке эта информация? И про работу его и про кино и…
— Знаете, Кира тоже много работает. Иной раз приходит такой уставший. Митя, вы постарайтесь отдыхать больше. Нужно поддерживать организм. Знаете, я ведь первым образованием терапевт. Хотите, уколы поделаю витаминные? Все соседи ко мне обращаются. И вы, пожалуйста, не стесняйтесь.
Как бы так сказать поинтеллигентнее… Всего, чего угодно ожидал Митька от Юленьки, но в последнюю очередь разговоров о его здоровье и уколах. Вот вам придет в голову беседовать с очаровательной девушкой об авитаминозе? О болях в пояснице?
И еще, Юля все время говорила о Кирочке. «Кирочка любит это, Кирочка хочет так, Кирочка туда, Кирочка сюда…». И ни одного слова о том, чего хочет она сама. Складывалось ощущение, что живет и дышит за нее муж разлюбезный, а она бесплатное и удобное приложение к нему.
— А куда бы ты хотела пойти? — вопрос задал простой, а она с ответом замешкалась, отчего-то.
— Кире нравятся концерты, где шум, толпа и все в движении.
— Это Кире нравится. А тебе? — заметил, что она снова в затруднении.
— Ну, еще мы ходили на танцевальное шоу.
Широков понял, что Юленькины желания от нее самой не зависят. Также стало совершенно очевидно, что случай её запущенный и глубоко клинический. Любая из его знакомых девушек, сразу бы озвучила миллион желаний. Например, «хочу на Бали», «хочу на новый спектакль Олега Меньшикова», «хочу на шопинг в Италию». А Юлька…Она хочет то, что хочет за нее Кирочка. Весьма удобно для него и смертельно для нее. Так и исчезнуть недолго. Стереться из мира этого. Раствориться во мгле желаний далеко не порядочного человека и убить свое «Я». А это самое «Я» у нее исключительное. Говорит она, двигается, слушает так, как никто другой. Речь ее ровная, изящная, а такая может быть только у образованного, думающего человека.
А Кирочка ее «под плинтус»! И так стало Широкову злобно и сердито, что захотелось … Но, он вовремя себя остановил, припомнив, что Юля замужем. Это ее выбор. И все, что может он, Митька, это слушать ее и молчать. Самая ужасная пытка для Широкова — наблюдать и бездействовать.
— Митя, с вами все хорошо? — наверно лицо широковское «опрокинулось», — У вас лицо такое, словно война началась и вам нужно в бой.
— Все хорошо, Юль. Не волнуйся.
Он отвернулся от проницательной соседки и посмотрел на студию. Двухэтажный дом из красного кирпича. На первом этаже расположились детское кафе с одной стороны и студия с другой. Окна в пол, за стеклом видны столики, стульчики и стеллажи с игрушками, поделками, кистями, красками. Все очень нарядно и в то же время, деловито. Заметно, что все это не украшение, не предметы обстановки, а самое что ни на есть используемое оборудование.
— А можно мне на занятие?
Юлька даже замерла на мгновение.
— Вы уверены, Митя? Это для детей. Кирочка никогда не приходит ко мне в студию. Шумно, все бегают.
— Уверен.
— Ну, тогда, милости прошу.
Лучше бы Митька не ходил туда. Никогда не видел бы этого всего. Как теперь «развидеть»?
Юленька светилась, и дети, что собрались вокруг нее, окутаны были ее светом, ее улыбкой. Ничего подобного Митька никогда не видел. Да, Юля сказала, что ее уроки большей частью, трудотерапия, но она ошибалась! Теперь Широков знал это наверняка. Это была добротерапия. Светотерапия. Теплотерапия. Любоветерапия. А самое паскудное заключалось в том, что Митька окончательно сбрендил и попал под все эти Юлькины терапии разом. Зашел он в эту студию окаянную просто заинтересованным парнем, а вышел влюбленным идиотом.
