росли столь часто, что в щелку между ним с трудом протискивалась даже рука. А за первым частоколом деревьев вставал второй, перекрывающий щели в первом, затем третий, четвертый, и так до бесконечности. Лазанье по деревьям тоже никак не помогло — арка стволов сходилась где-то посередине тропинки, метрах в пяти над землей. Спрыгнув на землю, я с удивлением почесал затылок. Вспомнив Алису в Зазеркалье, я рванул к просвету впереди со всей возможной силой и скоростью — может здесь тоже, чтоб двигаться вперед надо бежать еще быстрее…
Я взмок, часто задышал, но результат по-прежнему оставался нулевым. Второе дыхание всё никак не открывалось, и вскоре я, запнувшись о какую-то кочку, без сил свалился на землю.
Немного переведя дыхание, я решил пойти на хитрость: развернулся спиной к просвету и пошел назад, оглянувшись шагов через сто, я с грустью констатировал, что хитрость не удалась. Упрямый просвет не хотел приближаться. Я не оставлял попыток приблизиться к нему, двигаясь то боком, то по-пластунски, то прыгая на одной ноге, то идя на руках, но результата так и не достиг.
Я поймал себя на странном ощущении и не сразу понял, чем оно было вызвано. Словно дуновение ветерка, но в нём было что-то большее… точно, запах! Я почувствовал запах во сне… Тонкий, невероятно приятный, словно женские духи, сладкий, таящий где-то на нёбе и наполнивший меня немыслимым воодушевление и желанием.
Как же так, запах во сне да к тому же такой желанный, и исходит из зловредного просвета? Теперь я не просто хотел добраться до него, я мечтал об этом, и дело, как ни странно, сдвинулось с мертвой точки: просвет словно стал ближе, хотя я не сделал к нему ни шага… И чем сильнее я отдавался запаху, тем сильнее разгоралось мое желание и тем ближе виделся просвет.
Я осторожно двинулся вперед, боясь спугнуть это эфемерное состояние, которое позволило сдвинуться с мертвой точки. Просвет приближался, но дорога и окружение разительно менялись с каждым успешным шагом. Из-под земли вылезли корни толщиной с дерево, а деревья сверху и по бокам сжимались, пока не получилась своего рода нора, сплетенная из стволов, веток и корней. И чем ближе был просвет, тем уже становилась нора. Последние метров десять я полз по-пластунски, а чтоб вырваться из норы пришлось протискиваться, обдирая кожу, но всё ж я это сделал и буквально вывалился из норы на полянку.
Вывалился — потому что уровень почвы там оказался на полметра ниже. Очутился я на огромной поляне, без конца, без края, покрытой разнотравьем. На ярком голубом небосводе не наблюдалось ни единого облачка. Лес за моей спиной расходился широкой вогнутой дугой по сторонам, и, скорее всего, окольцовывал поляну. Только радиус дуги был слишком велик, и деревья скрывались за горизонтом справа и слева от меня. Единственное дерево возвышалось впереди, почти на стыке земли и неба. Если предположить, что во сне, как и наяву до горизонта километров шесть, то высота этого дерева должна была быть не меньше километра, а разброс его ветвей в ширину — около половины километра. Деревьев таких размеров я раньше не видел, но по форме и силуэту он чем-то напоминал дуб. Вернее Дуб, с большой буквы. Величие этого древа виделось даже с моей удаленной наблюдательной позиции.
Манящий запах исходил со стороны дерева. Терпкий, желанный, вдохновляющий, вводящий в состояние бездумной эйфории. Уж не дерево ли его источает? Ну типа ловушка, есть же такие цветы, которые подманивают насекомых запахом, они садятся на цветок, прилипают и начинают медленно перевариваться растением. Может это дерево таким же способом подманивает спящих людей? Пойду проверю.
Двигаться к Дубу пришлось опять же с помощью хотения и желания. Причем интересно, по отдельности ни физическое усилие, ни желание приблизиться к источнику аромата не срабатывали, и действовали лишь в совокупности. А совокупность эта часто терялась, то шаг собьется, то желание ослабнет, поэтому двигался в сторону Дуба я медленно, рывками и скачками, и устал от этого действа намного сильнее, чем от бега по алее.
Вблизи Дуб выглядел еще величественнее. Его крона словно пронзала небосвод, и создавала зону вечных сумерек под собой. Впечатленный размерами лесного великана, я не сразу сообразил, что он расположен на пригорке, и осознал это лишь тогда, когда ощутил, что в гору подниматься намного труднее, чем идти по плоскости.
На границе мрака, образованного тенью кроны Дуба, я внезапно остановился — браслеты на моих руках налились холодом, вероятно, предупреждая о чем-то. Логически рассуждая, они вряд ли стали бы предупреждать о чем-то приятном, если таковое имелось под кроной этого Дуба. Значит, впереди была опасность, и я настороженно стал взирать во мрак, и немало удивился, когда мрак воззрился на меня в ответ.
Дерево словно потянулось ото сна и где-то внутри него приоткрылся невидимый глаз, некий источник внимания к моей персоне. Очень мощного Внимания, пронизывающего меня насквозь, почище рентгеновского аппарата. За сотую долю секунды меня прощупали во всех, даже самых интимных местах моей личности. Перед глазами пронесли тысячи и тысячи отложившихся в памяти эпизодов прошлой жизни, и счастливых, и печальных, и постыдных.
Больше всего зацепили именно последние, стало неприятно, что кто-то сумел так глубоко проникнуть в мою подноготную. Я попытался отстраниться, отодвинутся, закрыться, но ничего не получилось. Мои попытки словно бы развеселили Дуб, он взирал на меня как на муравья, как на микроба, которому вдруг стало стыдно за какой-свой микробский проступок. Веселость же великана вызвало сопоставление масштабов — микроскопический стыд за микроскопический поступок этого микроскопического существа заполнил всю его микроскопическую вселенную без остатка. Такая мелочь с его точки зрения и такой абсолют с точки зрения микроба.
Было обидно, но на самом деле по большому счету от бессилия, что я не могу ни закрыться от чужого внимания, ни настучать ему по морде за пренебрежительное отношение. Дуб еще раз «хмыкнул» и щели в его коре засветились тусклым, едва заметным золотистым светом, а сквозь листву стали пробиваться «лучи бога». Листва зашелестела и вниз плавно полетели призрачные золотистые листочки. Они падали, а за ними появлялись следующие, полностью повторяющие траекторию только то упавших собратьев.
От моего тела отделился туманный сгусток, покрутился, и оформил туманный же человеческий образ. Радужный, вернее состоящий из клочков разноцветного тумана. Приглядываясь к ним, я понял, что это какой-то слепок с меня, с моих воспоминаний, с моей прошлой жизни. Вглядываясь в радужный образ, я видел мелькающие события моей прошлого. Дуб тоже вглядывался, от
