сидим за одним столом, значит, что? Наш механик в таких случаях говорит: «о работе ни слова. А кто все-таки выскажется, пусть бежит за бутылкой в качестве штрафа». Поэтому предлагаю еще один тост… Как поется в одной хорошей песне — не помню названия — «мы смерти смотрели в лицо». Я вам скажу, на этом зимнике ей еще и не в такие места смотреть приходится. Когда мы сегодня булькнули, я сказал… внутренне… Живой буду, третьего пацана Нинке заделаю. Чтобы даже в случае моего невозвращения, она ни об чем таком даже думать не поспевала. Прошу прощения, конечно, но все полная хреновина перед жизнью и смертью. Верно, говорю? — обратился он к Веселову.
— Верно.
— Так что лично я вмажу сейчас за своего будущего пацана. Кто поддерживает, прошу присоединиться.
Кроме Зарубина все с улыбками поддержали тост. Но и он в знак солидарности приподнял в сторону Кодкина свой пустой стакан, давая понять, что соглашается с предложенным тостом.
Игла патефона с шипом заскользила по старой пластинке, мелодия прервалась, и заезжую снова наполнили звуки не на шутку разыгравшейся непогоды. Все невольно стали прислушиваться к далекому непонятному гулу, доносившемуся не то со стороны реки, не то со стороны скал, прикрывавших с Севера пригодный для жилья небольшой участок берега, приютивший когда-то впервые добравшихся до него людей.
— Если кто не в курсе, то это всего-навсего распадок Золотой, — решил объяснить Голованов. — Прозвали его так за обнаруженную когда-то золотую жилу, которую землетрясения и ветры обнажили — частично естественно — на радость и на прокорм шарашившимся в этих местах за таежным фартом людишкам. С тех пор и заварилась вся эта приисковая каша, которая никак не может закончиться. Распадок этот, как труба — с какого конца задует ветер, такая и мелодия складывается. Особенно, когда с юга. Не хуже, чем на органе выдувает. Наталья Степановна поначалу очень даже переживала. Все ей какие-то мелодии и предупреждения чудились. Теперь, кажется, привыкла. Привыкли, Наталья Степановна, или как?
— К такому привыкнуть невозможно. Просто стала подпевать. И знаете, иногда даже получалось что-то.
— Обязательно! — привскочил Ефимов. — Душа человека, живущего в подобных местах, должна обязательно настроиться на здешние особенности. Ритмы, звуки, внутренние мелодии. Не улыбайтесь, они обязательно существуют у каждого обособленного места на земле. Такого, например, как это. И если она настроится, жизнь обязательно сложится. Скорее всего, счастливо сложится.
— Вы неисправимый романтик, Игорь Викторович, — грустно сказала Наташа. — Дело лишь в том, что я не собираюсь здесь жить. Ни сейчас, ни в далеком будущем. Это просто-напросто невозможно по очень многим причинам.
— Что вы все скисли? — вдруг спохватилась она. — Сидят, нахохлились… Даже обидно, Борис Юрьевич… Были такой веселый, уверенный. О чем все задумались?
— Не поверите, Наташенька… Задумался об этих цветах.
— Цветы как цветы, — смутилась Наташа.
— Не скажите. — Пустовойт придвинул букет к себе поближе. — Для меня это задача со многими неизвестными. Откуда они, кто их принес, почему именница не удивляется им, не рада, не благодарит? Знает она, чей это подарок, или только догадывается? Почему они лежали на скамейке? Видите, сколько вопросов? И ни на один из них я не могу найти ответа.
Голованов в очередной раз плеснул в свой опустевший стакан глоток конька, но, покосившись на задумавшегося Зарубина, пить не стал, чему-то насмешливо ухмыльнулся и, развернувшись к Пустовойту, уверенно заявил:
— Берусь разгадать все эти ваши загадки в течение нескольких минут.
— Ну-ка, ну-ка, очень интересно, — оживился Пустовойт. — Если получится, перевожу вас в Управление начальником производственно-технического отдела. Надеюсь, Анатолий Николаевич возражать не будет. Он давно просил меня подобрать подходящую кандидатуру. В этой должности особенно ценится умение мыслить логически и неординарно.
— Ловлю на слове, — поднялся Голованов и обвел насмешливым взглядом всех собравшихся за столом. — Возможно, кое-кому мои вычисления не понравятся, но на что только не пойдешь ради такой блистательной карьеры. Ну как — приступать? Наталья Степановна, вы не возражаете?
— Если скажу, что возражаю, это поможет вам в ваших вычислениях?
— Безусловно.
— Тогда не возражаю.
— Почему вас так заинтересовали эти цветы? — спросил у Пуствойта Ефимов. — Пусть так и останутся загадкой. Это куда интересней, чем серая житейская проза. Здесь накопилось уже столько загадок, что еще одна абсолютно ничему не помешает. Да еще такая красивая, как эти цветы.
— Органически не переношу никаких загадок, — раздраженно не согласился Пустовойт. — Как только начинаются загадки, все идет кувырком. Приступайте, Голованов. Загадки не только интересно задавать, куда интересней их разгадывать.
— Поскольку, за последние пять… нет, даже десять дней, в связи со сложной погодой, а также ледовой и прочей суровой обстановкой, — несколько утрированным тоном провинциального лектора начал Голованов, — мимо заезжей не проезжала ни одна машина, никто не останавливался на постой, а также никто из здесь проживающих не покидал это здание на продолжительное время, думаю, не будет возражений, если мы сразу сузим круг поиска, исключив из него тех, кто появился здесь значительно раньше этих цветов. К таковым отношу себя, старшего научного сотрудника областного краеведческого музея товарища Ефимова, так и не появившегося за этим столом Старика и, естественно, Наталью Степановну. Как бы кое-кому из нас ни хотелось положить к ногам именинницы подобный презент, все мы, к сожалению, были начисто лишены этой приятной возможности. Что поделаешь, обстоятельства в этом случае сильнее нас. Думаю, все с этим согласны и возражений пока не имеется.
Теперь перейдем к прибывшим сюда в последний, можно сказать, час. Сами понимаете, что подозрение падает прежде всего на них. Начнем хотя бы с пострадавшего в сложной ледовой обстановке зятя своей замечательной тещи Николая, кажется. На моих глазах он вошел в это помещение и тут же отбыл вместе с нами вытаскивать свою кормилицу. Уверяю вас, никаких цветов он из-под воды не доставал.
— Что я, офонарел — по пятьсот рублей за штуку, — согласился с Головановым Кодкин. — А за тещу спасибо. Дай бог тебе такую, легче жить будешь.
— Отметаем эту кандидатуру, — продолжил Голованов. — Теперь о вашем пассажире и попутчике. Кто он, откуда, куда движется, оставим пока за кадром. Он назвал себя неудачником. Такие характеристики люди редко говорят о себе, а когда все-таки говорят, я, знаете ли, склонен им верить. Перейдем к вопросу о цветах. Могли они у него оказаться? Предположим невероятное — могли. Но сразу тогда возникает масса вопросов. Как? Почему? Зачем? И мог ли человек, доставивший их за сотни километров, бросить их здесь и тут же, несмотря на сегодняшнюю — будем говорить прямо — смертельную опасность любого передвижения по данной местности, направиться дальше
