class="p1">– Ты держался, молодец, здорово! А Мамка-то, мамка, как отбрила твоего отца! Будет помнить долго!
– Такие ничего не помнят, вымолвил я, сдерживая слёзы.
Всё, что можно было припомнить в этот миг, я вспомнил, как свой страшный сон. Неужели всё это было со мной, подумал я, – надо браться за ум пока не поздно! И повернувшись лицом к Маринке, не веря ещё своим словам, заявил:
– Маринка, ты заметила, как борзел отец перед этой сукой, а она сплошной косяк, как зыркнет на него своими глазами, как кобра, и ушла! Я немного помолчал и уже в другом, услужливом тоне обратился к сестре:
– Маринка, помоги мне осилить школьную программу.
Она, не сдерживая радости, проницательно глядя на меня, произнесла:
– Этого часа я ждала! Я рада тебе помочь!
В этот же день, вечером, гости разъехались, унося с собой неопределённость и чувство неуверенности. Я уже знал, что мне надо делать, чтобы измениться в лучшую сторону.
9. Банный день
Медленно и беззвучно захватила меня учёба под руководством сестры. Я полностью подчинился её порядку и её воле. Характера моего хватало на то, чтобы упорно двигаться, осваивая новые и новые программы, не ропща и не вздыхая, как будто в чане души кто-то размешал веру и надежду и дал мне её выпить. Мечта закружила меня. Скоро я уже хорошо понимал, что я делаю, зачем себя я так мучаю. Много из того, что меня мучило: успеть бы к осени нагнать своих сверстников – становилось реальностью. В каком-то обновлённом порядке знания стали накапливаться, как бы говоря: пришёл твой черёд! Учёба меня захватила. Я чувствовал приятную освобождённость от страха и непонятной тяжести. Я сбросил душевный груз переживаний, расправил плечи и целиком подчинил свою волю требованиям сестры. К концу июля тревога и беспокойство души меня покинули, появился интерес: а что там впереди?! Мне не было суждено тогда понять, чья сила и воля вела меня – сестры или Божья! Так как эти силы слились воедино и подчинили мой разум к благоразумию. Конечно, в процессе подготовки возникало много вопросов, на которые я тогда ответить не мог, да и сейчас бессилен перед рядом вопросов. Как бы там ни было, когда в последнюю декаду августа мать приехала за мной, она меня не узнала, настолько произошли во мне внутренние перемены. Я стал заниматься зарядкой, делать утренние пробежки, подтягиваться на турнике до пятнадцати раз. Но самое главное: из моего лексикона исчезла половина уличного жаргона. Новость, которую привезла мать, меня ошеломила. Я буду учиться в новой, самой престижной школе города – базовой пединститута. Узнав об этом, я несколько минут сидел не шевелясь, рассеянный мой взгляд не мог поймать предмет, на котором я бы мог сосредоточить своё внимание. Потом, опустившись на землю, спросил:
– Как тебе удалось это сделать?
Я знал, что с таким табелем успеваемости мне закрыты двери в любую школу десятилетку. Кому нужны такие заботы – ещё на три года, когда от своих двоечников голова болит, не знают, куда их спихнуть после седьмого класса.
– Сынок, не всё так просто. Я обегала пороги многих школ, но все отказывали в моей просьбе, а как по телефону соединялись с твоей прежней школой, то как чёрт от ладана отмахивались от меня. Случайно встретила в районо своего фронтового товарища, директора школы Исаченко: он на свой страх и риск взял тебя в свою школу. Теперь, сынок, придётся оправдать его доверие.
Тревога, смешавшись с непонятным доселе мне чувством ответственности, заставила задуматься, аж на лбу пот выступил. Подавленность мою сразу заметила сестра и одобрительно вымолвила:
– Не подведёт, тётя, не волнуйтесь!
Тётушка, глядя на меня, сразу же стала нахваливать меня, а сама, видимо, ждала, что маманя станет расспрашивать об отце. Но маманя делала вид, что её этот вопрос не интересует, хотя она часто спрашивала, кто был в гостях, как мы проводили время, ездил ли я в гости к дяде Григорию. Тётушка подробно рассказывала о моих успехах в учёбе, не затрагивая пребывания отца в гостях: короткого, но яркого. Наконец тётушка объявила: сегодня у нас праздник и по этому поводу устроим банный день. Быстро на вечер распределили обязанности. Я стал готовить дрова для баньки, натаскал воды в котёл и возле баньки в бочки. Женщины заботливо стали готовить ужин, я же внимательно и ревниво наблюдал за матерью, улавливая каждое её желание. Воспитанный одной матерью без отца, я эгоистично воспринимал её потребность быть в курсе жизни отца. Она внешне не подавала вида, но я знал, что она до сих пор его любит. За приятной суетой как-то не заметили, что солнце село. Женщины заторопились в баньку, где уже была растоплена печь и кипела в котле вода. Я же остался сидеть под виноградным навесом ждать своей очереди и отгонять котов от стола. На душе было отрадно и в то же время уже охватывала грусть расставания, а неизвестность тревожила. Я встрепенулся, когда услышал громкий смех возле бани и всплеск воды. Распираемый любопытством, я вышел из беседки и стал подглядывать за их проказами. Голые, красивые женские тела по очереди ныряли в бочки с головой. Я силился понять и рассмотреть, где моя мать, так и не смог. Все были статные, фигуристые, с высокими грудями, мокрые волосы закрывали их лица, разобраться в этой красоте было невозможно. По телу нельзя было определить возраст хозяйки. А им тогда было: матери – 38; тётушке – 40 и сестре -16 лет. До конца не познавшие мужской ласки и внимания сохранили чистоту и преданность своей первой любви. После войны прошло уже 9 лет, а они до сих пор при такой красоте – одиноки: одна при живом муже, а другая по вине чужой чёрной силы. Я ещё долго сидел под навесом, дожидаясь таких красивых и дорогих мне женщин с одной мыслью; рассмотреть их красоту поближе. Моё терпение было на исходе, когда они как феи нарисовались перед моим лицом, восторженно приказывая:
– Иди купайся!
Всю блаженную мою идиллию они смазали мгновенно.
Когда я в баньку залетел, от густого и горячего пара чуть не задохнулся. Быстро искупавшись, прибежал назад под навес и за стол рядом с сестрой сел. Мать: сядь рядом со мной, я соскучилась! Не возражая, я пересел к матери, от которой исходил такой жар, что мог согреть не одного дитя.
– Ну рассказывай, что у вас здесь случилось. Отец тебя обидел?
И здесь тётушка, наливая себе и мамаше красного вина стала обзывать отца различными неприличными словами, при которых у
