науки и учебных заведений. Мужчина тридцати пяти лет. По образованию историк.
— А чего это они под землю залезли? — спросил Профсоюз. Мужчина, пятидесяти лет, образование среднее. Весьма.
— Считали — от врагов прятались. Набегут степняки, а наверху — никого. И скотину с собой под землю угоняли, и скарб, всё. А ночью делали вылазки. Степнякам это очень не нравилось, и они уходили обратно. В степь.
— И где же этот город? — спросила Газета. Опять мужчина, двадцати пяти лет, комсомолец, журфак университета.
Обком замялся. Ему быстро налили.
— Хороша, да! Ладно, тут все свои. Город этот, на самом деле городок, на одну-две тысячи человек, открыл Лученков, ссыльный ленинградский профессор. В тридцать четвертом году. Случайно. Он работал на очистке подвалов, и в одном из них нашёл ход. Но стране тогда было не до исследований. Пятилетки, ударные стройки. Отложили на потом. А в тридцать седьмом профессора того… раскассировали. И его окружение тоже. Стало совсем не до исследований. В сорок первом вспомнили, и сделали в том месте бомбоубежище. Срочно. Для Самого. Там глубина тридцать метров, даже больше. Но не воспользовался, нет. Остался в Москве.
— И что? — опять спросила Газета.
— И ничего. Сейчас там стратегическое бомбоубежище. Сухо, чисто, секретно.
— А где это?
— Вот этого я сказать не могу. Секретно. Кому нужно, знают. Кто не знает — тому и не нужно.
И мы вернулись в зал. Не все.
Может нужно с десяток лет,
Чтоб найти это место рудное
Можешь ждать меня, можешь нет,
Ждать геолога — дело трудное
С вокалом у ребят плоховато. И техника игры хромает. А так ничего, стараются. В зале публика млеет. Чувствую, они тоже времени в перерыве не теряли. Нет, не «Столичную», но вот «Стрелецкую» — очень может быть. Но в меру.
И только в девятом часу я вернулся в «УАЗ».
При свете плафона осмотрел заднее сидение: в кино злодеи часто прячутся там, а потом кааак выскочат!
Злодеев не нашёл. Нашёл на полу бумажный конверт. Большой. А внутри — чек магазина и паспорт магнитофона «Юпитер». С гарантийными талонами.
Ох, переживают хозяева: магнитофон без гарантии — как корабль без спасательных шлюпок.
Ладно, крюк невелик.
Доехал, остановился у дома. На улице, на столбе метрах в десяти — фонарь. А в доме темно.
Я помигал фарами, посигналил.
Никакой реакции. Может, в кино пошли, в гости, мало ли.
Вышел, подошёл к калитке, и бросил конверт в щель почтового ящика.
— Эй, вы что тут делаете?
А, бдительная соседка. Лет шестидесяти. Это хорошо.
— Я сюда днём людей подвёз, с грузом. Мужчину и женщину. Не знаете, где они могут быть?
— Мужчину и женщину?
— Да, — и я коротко описал их. Рост, возраст, цвет волос. Одежду.
— Здесь такие не живут.
— Как не живут?
— Так. Здесь Клавдия Михайловна живет. Сейчас отлучилась, а скоро придёт.
— Может, сдала комнату?
— Клавдия Михайловна? У неё сын в загранплавании, зарабатывает дай Бог каждому. И не любит она чужих. Она и своих не шибко любит.
Я огляделся. Нет, тот дом, тот. Никаких сомнений.
— Ошибся, значит. Тогда я поеду. Извините, что потревожил сигналом.
— Езжай, — соседка не препятствовала, махнула рукой, пошла обратно, в дом напротив.
Мне несколько раз, ещё когда я ездил на «ЗИМе», указывали неправильную дорогу. В обратную сторону. Или вообще в никуда. Неприязнь работяги к мажору, да. Возможно, и сейчас то же: хотя «УАЗ» и не мажорный автомобиль, но все-таки автомобиль. У меня, сопляка, есть, а у неё, заслуженной работницы, нет. Вот и решила пошутить. Вреда-то с этой шутки особого нет? Нет. Или к ней уже пришёл Альцгеймер? Непохоже, но я ведь не приглядывался, она стояла спиной к фонарю. Или это она так пошутила, сегодня же первое апреля?
По пути в Сосновку дорогу мне перебежал заяц.
Глава 5
2 апреля 1979 года, понедельник
Синдром Ивана Карамазова
Сон меня бежал. Я и погулял часок по спящей Сосновке, и прочитал десяток страниц «Панчатантры», и даже решил кроссворд из последнего номера «Огонька», а — не спится, и всё.
Что-то беспокоит, а что — не понять. То ли мышь грызет в углу засохшую хлебную корочку, то ли сверчок вспоминает старую песню. Но ни мышей, ни сверчков в доме нет, хоть нарочно заводи.
Сел за стол, разбирать почту — последние дни как-то манкировал. Жил по Фишеру: кто я такой, чтобы мне писали важные для меня — а не для отправителя — письма?
Но всё-таки посмотрел. Да, просьбы, просьбы, просьбы. Прислать шахматных книжек. И подписку на «Поиск». И компьютер «Чижик». И денег на инвалидную коляску с мотором. И денег на покупку дома в деревне. И просто денег, а то жизнь не складывается.
В корзину, в корзину, в корзину…
'Уважаемый Михаил Чижик! Сообщаем вам, что никаких претензий по поводу того, что вы застрелили Айшета и Кумыскина, у общества к вам нет. Вы, во-первых, были в своём праве, а во-вторых, Айшет и Кумыскин, пойдя на сотрудничество с властью, поставили себя вне общества. Говоря по-киношному, ссучились. Потому и впредь, если кто-то покусится на вас и на ваших близких, можете делать с ними что угодно, честные воры будут не в претензии. Смотрящий за Чернозёмском довёл до сведения общества, что любой, кто покусится на ваше имущество, сделает это на свой страх и риск. Люди это не одобрят, отнюдь.
Желаем успехов'
И закорючка вместо подписи.
Любопытно. Но, думаю, это кто-то шутит. Шутников везде хватает. «Отнюдь», как же. Хотя… Айшет и Кумыскин — то ли фамилии, то ли прозвища. Можно
