злобу. Катя осмотрелась. Каким-то образом она теперь находилась на втором этаже, между их спальнями.
— Ничего. Все…все хорошо. Спасибо.
Пасынок только сейчас заметил, что придерживает мачеху за руку и тут же убрал ладонь. Катя мельком заметила, что она перебинтована. Порезался?
— Чтоб ты провалилась! — В сердцах сказал юноша, пряча руки за спину, и ушел к себе. Катерина застыла в коридоре, боясь пошевелиться.
— Госпожа! — запыхавшаяся Ульяна шла к ней со стороны лестницы. — Я за вами, а вы как сквозь землю провалились! И как это вы мимо меня проскочили! Вам тут этот…молоденький просил передать.
Ей в руку легла записка. Вдова развернула ее сразу же.
«Простите мою несдержанность. Если вдруг вам понадобится помощь, знайте, я всегда к вашим услугам. Юрий».
Мережская улыбнулась, положила записку в карман и зашла в свою комнату.
С Ульяной это было не страшно.
* * *
Бумаги лежали стопками. Их даже пытались сортировать, но сделали это очень неудачно. Михаил довольно подметил, что знаний у того, кто их раскладывал, ни грамма нет ни по юриспруденции, ни по экономике. Он осознавал, что подобное злорадство его отнюдь не красит, но поделать с собой ничего не мог.
Как не мог забыть прошлое. О, нет, он достаточно осведомлен об этой семье, чтобы остыть к Марии. Невозможно любить женщину, которая тебя предала. Впрочем, если бы он ее узнал тогда получше, вряд ли бы он в нее влюбился. Но он помнил слова ее отца, которые тот выкрикивал ему в лицо, брызжа слюной от негодования. Он помнил, как менялось выражение ее лица. И как она отказалась с ним бежать тоже отпечаталось в его памяти. Особенно ее аргументы. Это поначалу он верил, что ее или запугали, или каким-то образом манипулировали ей. До ее свадьбы. В знаменательный день ему «посчастливилось» увидеть процессию, шедшую с церемонии. Довольная невеста висла на руке мужа и щебетала точно птичка на солнце. Наверно, именно тогда он по-настоящему возненавидел Ляпецких. И через год, начав практику, с небывалым энтузиазмом взялся за дело о невыплаченном долге, где фигурировала эта ненавистная ему теперь фамилия. Сумма была небольшой, однако инкнесский род выплатил ее только после долгих разбирательств. Что окончательно убедило Михаила, что люди эти меркантильны, эгоистичны, жадны до неприличия, бессовестны и бессердечны.
По чести говоря, мужчина никак не мог понять, почему Лиза, порвав отношения с Марией, Екатерину по-прежнему считала своей подругой. Точно также, как и старшая сестра, младшая сразу же после трехлетнего обучения в пансионате выскочила замуж за богатого старика, после чего вела праздную жизнь, наслаждаясь своим положением в обществе, которое было ей обеспечено деньгами мужа и инкнесской кровью. Чем Екатерина отличается от Марии, так и осталось для него загадкой, но, будучи любящим братом, уговорам сестры он был вынужден уступить: быстро закончил дела по месту работы, выпросил бессрочный отпуск по семейным обстоятельствам и примчался в столицу — спасать малознакомую девицу от тонны юридических бумаг. Будучи уверенным, что девица оная подобной заботы совершенно не стоит. Впрочем, ему за эту работу хорошо заплатят, а это тоже не маловажно. Пусть он и считался одним из лучших юристов города, однако искренне полагал, что лишних денег не бывает. Жениться в ближайшее время (а может и вообще) Михаил не намеревался, но собирался открыть счет и откладывать туда деньги для сестры и ее детей. Чем беднее человек, тем отчетливее он понимает необходимость обеспечить будущее, а не шиковать сей же час.
Климский посмотрел за окно. Вечерело. Решив, что пора перекусить, он сложил в отдельную стопку просмотренные бумаги и вышел из комнаты, вспоминая, в какой стороне кухня.
Госпожа Мережская может не надеяться на его компанию за столом.
* * *
На кухне кто-то причитал в голос. Михаил шагнул к приоткрытой двери. Может, помощь нужна?
— Да не реви ты, дура! Соплей развела, словно тебя на темную сторону тащат! — Ульяна недовольно сплюнула и занялась стиркой. Молодая помощница кухарки, Дуня, громко высморкалась в подол.
— Как не реветь-то-о-о? Батюшка силой замуж выдае-о-от!
— Ой, нашлась несчастная! Ты первая, что ль? У меня отец мать всю жизнь кулаками поколачивал, а она его скалкой, и ничего, до сих пор живут вместе.
— Я так не хочу-у-у! — заныла Дунька.
— Да кто хочет? — махнула мокрой рукой старшая служанка. — Только кто нас, баб, спрашивать будет? Тем более бедных. Вон хозяйку-то и то против воли выдали, да за старика — он ее втрое старше был. А она урожденная инкнесса, не чета нам с тобой! И ничего — привыкла.
— Она полгода в подушки плакал-а-а! Я зна-ю-у, я ей завтрак носила-а!
— Поплакала-поплакала, да и жить стала. И тебе того же советую.
— Не хочу-у — у! — заныла Дуня.
— Вы что-то хотели?
Юрист обернулся. Экономка смотрела на него с прищуром, словно оценивала, а не столовое ли серебро он пришел сюда воровать.
— Да…время к ужину… — Растерянно ответил Климский. Женщина всплеснула руками.
— Так зайдите на кухню, у кухарки спросите. Сюда-то еду вам вряд ли вынесут!
Михаил поблагодарил и последовал данному совету.
Кухаркой оказалась разговорчивая женщина немногим моложе Аглаи, дородная, с красным лицом, но удивительно изящными руками.
— От бабки, — сказала она, поймав его взгляд. — Очень уж она у меня красивая была. Благородная, из семьи воспитательницы, правда. Обедневший род был. Сиротой осталась в семнадцать, да без денег. Едва на улице не оказалась, хорошо булочник приютил. А потом и женился. Вишь, и такое случается…
Михаил перевел взгляд с рук женщины на ее лицо и обратно.
— Так вы…
— Имеется и благородной крови четвертинка. Да что мне от того толку-то, милый! Кровь, она, что водится — везде течет одинаково: и в тебе, и во мне, и в хозяйке нашей.
— Вот как бывает… — юрист представил прекрасную молодую девушку, прячущуюся от дождя под вывеской кондитерской.
— В жизни бывает по-всякому. Кто вверх ползет, кто вниз. Да не всегда вверху хорошо, а внизу плохо. Вот тебе плохо?
— Нет.
— Так и живи, радуйся, что сидишь, голову склонил? Ешь, остыло давным-давно все.
Михаил взял ложку.
— А что хозяйка ваша? Ей-то как?
— А когда как, — махнула рукой женщина. — Был муж — мучилась. Нет мужа — еще хуже стало. Оно, когда имеешь, не ценишь.
— Ссорились, что ли?
— Да упаси Отец! Что им ругаться-то? Она кроткая, словно ягненок, как на такую злиться? Разве что плакала поначалу часто, но так, чтоб не видел никто. Да разве ж глаза красные спрячешь куда? Нет, жили они не плохо. Но тяжко ей с ним было. То
