Ознакомительная версия. Доступно 4 страниц из 19
В начале 1818 года Реставрация казалась незыблемой в своих основах, замыслы правительства, по мнению умов благонамеренных, должны были привести Францию к новому благоденствию; тогда в парижском обществе наметился поворот. Второй брак графини Ферро принес ей, таким образом, любовь, деньги, удовлетворение ее честолюбия. Г-жа Ферро, еще молодая и красивая, выступала в роли светской дамы и жила в атмосфере двора. Богатая сама, богатая по мужу, который слыл одним из самых способных людей роялистской партии, другом короля и возможным кандидатом на пост министра, графиня принадлежала к аристократии и делила с ней ее блистательные успехи. И вот среди всех этих триумфов графиню поразила душевная гангрена. Есть такие сокровенные чувства, которые мужчина при всем своем старании не может утаить от женщины. Вскоре после возвращения короля граф Ферро начал почти раскаиваться в своей женитьбе. Вдова полковника Шабера не принесла с собой никаких связей, и графу пришлось самому, без всякой поддержки пролагать себе путь, где его подстерегали козни и вражда. Затем, при свете холодного рассудка, он, возможно, обнаружил в своей жене кое-какие пробелы по части воспитания, мешавшие ей стать надежной помощницей в осуществлении его планов. Одна его острота по поводу женитьбы Талейрана открыла графине глаза, и она поняла, что если бы он вздумал жениться сейчас, ей никогда бы не стать графиней Ферро. Какая женщина простит своему супругу подобное раскаяние? И не из этого ли ростка возникают обиды, преступления, предательства? Легко представить себе, какая глубокая рана была нанесена этим острым словцом сердцу графини, особенно если мы вспомним, что она боялась возвращения своего первого мужа! Она знала, что полковник Шабер жив, она отреклась от него. Не получая долгое время никаких известий, графиня решила, что он, подобно Бутену, погиб при Ватерлоо вместе с императорскими орлами. Тем не менее она задумала привязать к себе мужа самыми прочными узами — приковать его золотой цепью — и решила составить себе огромное состояние, чтобы второй ее брак стал нерасторжимым, даже если снова появится граф Шабер. Он появился, и графиня не могла понять, почему борьба, о которой она думала с содроганием, до сих пор еще не начинается. Быть может, какая-нибудь болезнь избавила ее от этого человека? Быть может, он просто сумасшедший? В этом случае ей на помощь придет Шарантон. Но она не желала посвящать в свою тайну ни Дельбека, ни полицию из боязни поставить себя в зависимость от них или же ускорить страшную развязку. В Париже есть немало женщин, которые, подобно графине Ферро, скрывают в душе чудовищную тайну или ходят по краю бездны; но со временем больное место немеет, и находятся еще силы, чтобы смеяться и веселиться.
«В положении графа есть нечто странное, — решил Дервиль, очнувшись от глубокой задумчивости, когда его кабриолет остановился на улице Варенн перед особняком Ферро. — Почему он, человек богатый, пользующийся благоволением короля, до сих пор еще не назначен пэром Франции? Может быть, и вправду король, как говорит госпожа Гранлье, склонен из соображений политических преувеличивать значение этого титула и не раздает его направо и налево? К тому же сын советника парламента — это не Крильон, да и не Роган. Графу Ферро удастся войти в Верхнюю палату только с заднего хода. Но если его брак будет расторгнут, он, к великому удовольствию короля, может получить звание пэра по наследству от какого-нибудь престарелого сенатора, не имеющего сыновей, а только дочь. Что же, закинем для начала этот крючок и припугнем графиню», — думал он, поднимаясь по ступеням.
Дервиль, сам того не подозревая, разгадал тайный недуг графини, он нащупал язву, терзавшую г-жу Ферро. Дама эта приняла его в очаровательной зимней столовой за завтраком, играя с обезьянкой, прикованной цепочкой к деревянной стойке с железными перекладинами. На графине был изящный пеньюар; неубранные локоны выбивались из-под чепчика, придавая ее лицу задорное выражение. Она сияла свежестью и была весела. Стол сверкал серебром, позолотой, перламутром, в великолепных фарфоровых вазах стояли редкостные цветы. Увидев, в какой роскоши и в каком почете живет графиня Шабер, обогатившаяся на мнимой смерти своего мужа, меж тем как тот ютился у бедного торговца, среди коров и кроликов, Дервиль подумал: «Отсюда следует мораль: хорошенькая женщина ни за что на свете не захочет признать мужа, и даже любовника, в несчастном старике, который носит замызганную шинель, парик из пакли и дырявые сапоги».
На губах Дервиля появилась лукавая и едкая улыбка, выдав полуфилософские, полуиронические мысли, которые не могут не прийти в голову тому, кто прекрасно видит, в силу своего положения, подоплеку вещей под всяческими обманами, скрывающими семейную жизнь большинства парижан.
— Добрый день, господин Дервиль, — сказала графиня, не прерывая своего занятия: она поила кофе ручную обезьянку.
— Сударыня, — резко произнес поверенный, возмутившись небрежным тоном, которым графиня промолвила: «Добрый день, господин Дервиль», — я пришел к вам по весьма серьезному делу.
— Крайне сожалею, но графа нет дома.
— А я, сударыня, крайне восхищен этим обстоятельством. Было бы достойно сожаления, если бы он присутствовал при нашей беседе. Впрочем, от Дельбека я знаю, что вы предпочитаете вести ваши дела лично, не беспокоя графа.
— Тогда я велю позвать Дельбека, — сказала графиня.
— При всем его искусстве он вам сейчас не понадобится, — возразил Дервиль. — Послушайте, сударыня, достаточно одного слова, чтобы вы почувствовали всю серьезность положения. Граф Шабер жив!
— Уж не думаете ли вы привести меня в серьезное настроение такими небылицами? — спросила она, рассмеявшись.
Но графиня тут же была укрощена пристальным, каким-то пронизывающим взглядом Дервиля: этот взгляд проникал в тайники ее души, требуя немедленного ответа.
— Сударыня, — сказал Дервиль с холодной и язвительной важностью, — вы и не подозреваете размеров грозящей вам опасности. Я не буду говорить ни о неоспоримой подлинности бумаг, ни о неопровержимости доказательств, подтверждающих существование графа Шабера. Вы знаете также, что за сомнительное дело я не возьмусь. Если вы решитесь оспаривать наше требование признать недействительным акт о смерти, вы проиграете первый процесс, а это решит в нашу пользу и все остальные.
— О чем же вы намереваетесь говорить со мной?
— Не о полковнике, не о вас самой. Не буду также говорить о документах, которые могли бы выйти из-под пера искусного адвоката, располагающего весьма любопытными подробностями этого дела, — он может многое извлечь из писем, полученных вами от вашего первого мужа еще до свадьбы с графом Ферро.
— Все это ложь! — резко возразила графиня. — Никаких писем я от графа Шабера не получала; а если кто-нибудь присвоил себе имя полковника, значит, это интриган, беглый каторжник, вроде Коньяра. Страшно даже подумать! Что же, по-вашему, полковник воскрес? Сам Бонапарт через своего адъютанта выразил мне соболезнование по поводу смерти полковника, и я по сей день получаю пенсию — три тысячи франков, назначенную мне палатой как его вдове. Я имела множество оснований гнать всех Шаберов, являвшихся ко мне, так же как я прогоню и тех, что вздумают еще явиться.
Ознакомительная версия. Доступно 4 страниц из 19
