ответила:
— Да, я и раньше много слышала про секс-туризм. Ты постоянно этим занимаешься?
— Нет, только в разгар сезона, в остальное время в бар ходят местные. Но за несколько месяцев удается неплохо запастись. Впрочем, я собираюсь с этим заканчивать, надо уже когда-то и нормальную работу найти, и семью.
— Правильно, — кивнула Нерина. — Я вот только не поняла, а за что тебя избили? Ведь ты же не изнасиловал ее, не обрюхатил…
— Оказывается, ты и такие слова знаешь, — сказал Айвар и спокойно улыбнулся. — Я же говорил, Нери, что это нельзя понять не будучи эфиопом. Как раз за то, что ты сказала, мне ничего бы не было: наказали бы ее, за то, что «соблазнила» и опозорила свой род. А в данном случае именно я был виноват больше, так как приучал девушку к удовольствиям, которые ей не дозволены, ей вообще не положено было о них знать. В представлении африканского крестьянина женщина — не более чем тупое животное, которое должно только рожать и кормить. А мужчина, как существо с разумом, обязан ее поучать и держать в узде, не сбивать с правильного пути. Женское обрезание, про которое ты, возможно, слышала, тоже делают именно с этой целью. Ну как, ты поняла?
— Поняла, но все же шокирована. Ты прав: у вас здесь совсем другой мир, — призналась Нерина, подумав, какими нелепыми этому парню, должно быть, показались ее жалобы на несоответствие ожиданий и реальности в сытой и комфортной жизни. И все же она решила сказать то, о чем подспудно думала все последние дни:
— Наверное, ты мне не поверишь, но у меня ведь сейчас похожая ситуация с этой бедной девушкой. По крайней мере, такое ощущение, что меня тоже выдают замуж, против моей воли и наплевав на чувства. Только у меня даже не было рядом такого, как ты… Она хотя бы о тебе может вспомнить, а я ни о чем.
— Как это? — искренне удивился Айвар. — Разве в России такое еще практикуется?
— В законе это, конечно, не прописано, но все же иногда происходит, особенно у этнических меньшинств. На это есть много причин. И вот мои родители очень хотят, чтобы я вышла замуж за выгодного им молодого человека, а я привыкла их слушаться. И не знаю, что им возразить: я точно знаю, что люблю папу и маму, люблю рисовать, читать, ходить в театр, размышлять, смотреть на поезда. А вот люблю ли этого парня, с которым встречаюсь, — такого я не могу сказать однозначно. Зато почти уверена, что он меня не любит. Словом, извини, я тебя не хотела обидеть, просто много накипело, а с родителями такое нельзя обсуждать. Они никак не могут принять, что я уже выросла и не всегда могу с ними согласиться.
— Да я и не обижаюсь, успокойся, — улыбнулся Айвар и коснулся ее плеча. — Вот, попей воды, передохни и не волнуйся.
Нерина улыбнулась в ответ: Айвар умело разряжал неудобную атмосферу, и ей стало легче. Она глотнула кипяченой воды, допила свой кофе и заговорила более спокойно:
— Но самое ужасное, что мне почему-то кажется, будто я и не заслуживаю его любви, потому что у меня не получается так, как в этих романах… Никаких тебе «бабочек в животе», никакого катарсиса и прочей дребедени. Да, я давно уже знаю, что все это бред собачий и большинство женщин занимается сексом, чтобы пробиться по карьерной лестнице, удержать мужа, родить ребенка, который порой и не особенно нужен, и вообще отдавать дань обычаям. И эти девицы, с которыми он развлекается, только продают себя за выпивку и подарки, имитируя искреннюю страсть. И он все это знает, и мои родители тоже, а я знаю, что они знают. Такой вот всеобщий молчаливый договор. Но мне с этого не легче, Айвар: я все это время чувствую себя каким-то социальным инвалидом и думаю, что сама виновата в его изменах.
— Перестань, Нери, — произнес Айвар твердо. — Во-первых, любовь вообще нельзя заслужить, а во-вторых, ты не в ответе за чужой выбор, запомни это. Выйдешь ты замуж за этого парня или нет, такой человек может измениться только если сам захочет, а до этого ублажай его как угодно, не поможет. Только почему ты это все решила со мной обсудить? У тебя что, вообще нет никого ближе? Нет, сейчас, в Африке, — это понятно, но неужели ты и дома не могла ни с кем поделиться?
— Получается, что так, не могла. Наверное, у меня действительно нет никого ближе… — тихо сказала Нерина, опустив голову, словно у нее кончились силы. Айвар решил, что девушке необходимо перевести дыхание, погладил ее по растрепавшимся длинным волосам, и она взглянула на него с благодарностью и еще каким-то странным, болезненным чувством.
Нерина словно впервые всмотрелась в его карие глаза, похожие на золотистый кленовый настой, и будто хотела еще что-то сказать, но не решалась.
— Что с тобой такое сегодня, девочка? — спросил Айвар ласково, хотя этот взгляд его встревожил.
Лицо девушки оставалось бездумно-сосредоточенным, она не глядя положила руку на его колено и стала его поглаживать сквозь грубую джинсу. Айвар понял, что по-хорошему это надо остановить и что она послушается, если он скажет категорическое «нет», но в его арсенале пока не было других способов успокоить женщину.
Он осторожно приобнял ее за плечи руками, от которых всегда пахло тимьяном и мускатным орехом, и серьезно, без намека на игривость, заглянул ей в глаза.
— Это и есть то, что ты хотела понять? — спросил он.
Нерина неловко молчала, и ему пришлось опуститься рядом с ней на колени, хотя даже в таком положении она смотрела на него снизу вверх. Она еле заметно потянулась к нему, и Айвар бережно поцеловал ее в щеку. Девушка закрыла глаза и напряглась, но затем посмотрела на него, тоже осторожно обняла за талию и ощутила тепло его губ, которые казались ей постоянно припухшими от неправильных, порочных поцелуев.
Айвар не был уверен в том, что последует за этим: от такой девушки можно было ожидать любой реакции, тем более в столь необычной обстановке. Явно она не каждый день целовалась с чернокожими парнями в трущобе, в практически дикой стране, и ехала сюда совсем не с такой целью. Поэтому он прислушивался к ее состоянию через прикосновения и тихие слова, будто предлагая девушке некий вызов, проверку сил. И Нерина, подогреваемая его лаской, наконец стала обнимать его все более уверенно и увлеченно, проникая за воротник рубашки. Тогда Айвар осторожно отстранился, расстегнул и развел ее