поспишь.
— Неси, — милостиво разрешила я, — поеду в пижаме.
Я и спала, пока мы три часа ехали до Тогмы. Не в пижаме, конечно, встать и переодеться, всё таки, пришлось. Проснулась, когда затрясло на просёлочной грунтовой дороге, начавшейся после города. — Поесть бы, — я зевнула попыталась вытянуть затекшие ноги. Солнце рассветило мир яркими красками, поля вокруг радовали глаз бело-розовым пышным цветением гречихи, наполняющей ветер сладкими ароматами. — Тебе не стоит. Из-за ритуала, — Лука был серьëзен и сосредоточен. — Как он будет проходить? — Тебе не понравится, я уже говорил. — И всё же, надо же знать, к чему готовиться, — я насторожилась. — Я тебя убью, — спокойно ответил инквизитор.
— Чегоооо? — я смотрела на светлейшего во все глаза и понимала: он не шутит, — а другие варианты есть? — Есть. Ты должна убить безвинного. Что выбираешь? — Святые ëжики, за что мне это? — простонала я, закрывая лицо руками и сползая вниз по спинке автомобильного кресла. — Такова судьба твоя, некромантская. Нет причин бояться смерти. Тем более — в твоём случае.
Ага, ему легко говорить. О Богиня, лучше бы я не спрашивала.
Мы шли по яркому, весенне-зелëному лесу пешком около часа, углубляясь в чащу. Солнце радостно пробивалось сквозь листья, вокруг всё пело, цвело, жило, порхало. И совершенно не соответствовало моему мрачному настроению.
В какой-то момент лес потемнел, словно сменились декорации: то там, то тут, попадались замшелые валуны, деревья стали преимущественно хвойными, а тропка, по которой мы шли, ощутимо пошла вниз под уклон.
Пение птиц осталось позади, стало ощутимо влажно и прохладно. Наконец мы вышли к небольшому озерцу. Не озерцо даже, каменная округлая чаша, примерно три с половиной-четыре сажени" в радиусе. По окружности — тринадцать валунов с руническими знаками, источник, наполнявший озеро, по всей видимости, был где-то на дне, а вода тонкой струйкой выливалась между двух камней и исчезала в густых зарослях папоротника ниже. Перед озером была площадка с небольшим алтарём, от которой вниз вела каменная лестница из тёмно-зелёного камня.
Лука накрыл алтарь белой тканью и начал выкладывать на него пучки незнакомой мне травы, свечи, соль и нож. — Раздевайся. — Я не взяла рубашку. До белья пойдëт? — Совсем раздевайся. — Эм… Это обязательно? Может рубашку оставить? — Ты сюда спорить приехала? Или по делу? — ответил он вопросом на вопрос, а глаза-колючки снова вцепились в душу.
Скрипнула зубами. Спорить расхотелось. И ведь он давно так на меня не смотрит, а я и не заметила.
Отвернулась, стягивая с себя одежду, чувствуя неловкость и стыд.
— Кулон снимать? — Обязательно, — крикнул инквизитор откуда-то издали.
Руки тряслись, пальцы не слушались. Застëжка не поддавалась. Меня ощутимо потряхивало, а тело налилось тяжестью страха и стало ватным. — Перестань дрожать, — Лука расстегнул цепочку с кулоном, — верь мне. Я не хочу тебе зла. — Ага. Просто раздеть, а потом убить, — зубы отбивали чечëтку. — Шутишь, значит не безнадежна, — мужчина развернул меня к себе лицом и обнял, прижимая. Он не делал попыток магичить или успокаивать, просто стоял так, неподвижно, и дрожь медленно сошла на нет.
Представила, как мы смотримся со стороны: он, на этот раз в свободном светло-зелëном костюме из тонкого льна, и я — с голой задницей, и нервно хихикнула.
А затем он чуть отстранился, приподнял мой подбородок, и поцеловал меня. Очень осторожно и нежно. Мы ещё пару минут стояли — он просто обнимал, а я пыталась успокоить ускорившийся ритм сердца, и унять дрожь в коленях, уткнувшись лицом ему в плечо.
— Теперь иди к воде, вон туда, по ступеням. И ложись в воду. Когда придëт тьма и хлынет в тебя, не бойся ничего и не сопротивляйся, просто откройся ей.
Я легла в воду, головой к ступеням. Вода была ледяной и в первый момент обожгла тело холодом, а потом стало жарко. — Закрой глаза, и глубоко дыши, — его руки осторожно легли на мою шею. В следующую секунду я отключилась.
Я погружалась в воду, всё глубже и глубже. Свет остался где-то далеко, а на дне клубилась тьма. Тьма потянулась ко мне, я потянулась к ней. Она ластилась к рукам, словно большой кот, вилась вокруг, притрагивалась. А потом рванула, вошла в грудь, словно нож, причинив боль. Я пыталась сопротивляться, кричать, всплыть к поверхности. Ужас захлестнул волной, нутро жгло.
Но потом вспомнила слова Луки и расслабилась, перестав бороться. Я падала во тьму, на дно, а дна всë не было. Какая же тут глубина? — Аëве, родная, сердце моё, не уходи! Не уходи, прошу тебя, — тьма вокруг забеспокоилась, заметалась, задрожала, зашептал и завыла на разные голоса, а потом снова собралась в один, — я так долго искал тебя, если ты уйдëшь, то как я найду тебя снова? — Кто ты? Я знаю тебя? — я пыталась оглянуться, найти того, кто со мной говорит, но тьма вокруг напоминала неприглядный черный туман. — Ты вспомнишь, Аë. Ты обязательно вспомнишь меня. Не уходи. Ты нужна мне. Тут так холодно. Согрей моë сердце, как прежде, Аë! Аë! Ааааааëоооо…
— Катарина!!! — Мои скулы, щеки, шею гладили чужие пальцы, вычерчивая какие-то сложные знаки, — иди на мой голос, ну же, девочка! — Куда идти, — сонно пробормотала я, зевнула и потянулась.
Открыла глаза и встретилась взглядом с перепуганными глазами инквизитора.
— Ага, значит я тут чуть наполовину не поседел, а она дрыхнет, — показательно нахмурился он, — как самочувствие? Ты почти час была в отключке после того, как я тебя из озера вытащил. — Нормально. Кто такая Аëве? — Не знаю, почему ты спрашиваешь? — Слышала голос, который меня так звал. — При инициации многие слышат разное. Это нормально.
Я не стала уточнять, что уже слышала этот голос раньше.
Тариинские хроники ч 9
Я сидела у костра, закутавшись в плед по самую макушку, и грела руки о большую чашку с бульоном, которую вручил мне Лука. А мой спутник плескался в источнике, ухая и фыркая, словно неведомый зверь.
Перед тем он полностью разделся, и в этот момент я отвернулась. Теперь же любопытство не давало мне покоя и я, стараясь делать это как можно незаметнее, косилась в ту сторону.
А он в хорошей форме. Лука был лишь чуть выше меня, с широкими плечами и грудной клеткой, мощным костяком и выраженной мышечной массой. В инквизиторской форме, или мешковатых свободных костюмах, какие он предпочитал, мог обманчиво показаться несведущему человеку чуть "раздобревшим", мягким. Меня, как целителя, его одежда не обманула, но я всё равно была впечатлена увиденным.
Он начал подниматься из воды и я отвела глаза, сделав вид, что
