просчитать, как существо из далекой галактики может знать о событиях многовековой давности на Земле. Последние часы работаю над векторами вероятностей отраженных проекций бытия. Ну или бога. В любом случае дрянь, слепленная из космической грязи, опасна и непредсказуема. Избавься! Иначе пожалеешь.
Воронцов сел и яростно потер виски. Он никогда не был силен в общении со странными людьми, а тут вообще невесть что. И воинственный компьютер наседает.
Не помешала бы вторая бутылка пива.
Глава 5. Где Женя?
Дела сами себя не сделают. Главное – он так и не закончил внешний обход корабля. Километровый веер солнечных парусов следовало перешерстить с роботами. Тем более что пора свернуть с маршрута и раскочегарить плазменную тягу. Черная дыра распахнулась совсем близко, может всосать кораблик и не облизнуться.
Ползать по обшивке «Наиль» пришлось больше пяти часов.
Мысли о пленнике Воронцов задвигал в темные углы сознания. Пусть вызреют. Что подкидыш делает в каюте, смотреть не тянуло. Наиль слепила ему уютную квартирку и отрапортовала: Женя сидит внутри, как зверек, лишним движением воздух не колыхнет. Плохо ему, хорошо ли в норе – бог весть.
После упражнений в экзоскелете под дулами звезд Воронцов решил поковыряться в данных последних месяцев полета. Убаюкивает, медитация не хуже кручения гладких шариков между пальцами. А если обновлять чашки черного кофе одновременно с навигационными выкладками и сохранившимися в базе космическими пейзажами, то часы пролетают незаметно.
Вот как, не любя космос, он стал астроинженером? Оставшаяся на экзопланете бывшая жена твердила, что Воронцов в душе эгоцентричный бездельник и авторитарный зануда, уверенный, что лучше всех все знает. Его с места не сколупнешь, пока размазан с теплым пледом по дивану. Но если что-нибудь на чужой полке оскорбляет вкус, то начнет выгрызать мозг. Бывшие обожают все житейские наблюдения превращать в саркастические ярлыки. Готовят надоевших благоверных к бросовой распродаже.
Если стряхнуть яд с характеристик, то во многом бывшая права. В космос он сунул нос, чтобы понять, как можно этот стылый долгострой хоть в некоторых углах облагородить. Задача, что и говорить, человечеству не по силам, но мечта все равно питает фантазию и разогревает мозг. Жаль невозможно, как бог, одним словом творить.
– Объект впал в ярость, – внезапно сообщила Наиль. – Мечется по каюте. Явно хочет вырваться.
В углу экрана всплыло окошко трансляции. Воронцов обреченно распечатал конвертик.
Ничего себе! У Франкенштейна моторчик злости завели до передела. Похоже, надеется пробить дыру наружу. И с какой страстью по стенам колотит-то!
– Что это с ним такое произошло? Ты его виртуальной беленой не кормила случаем.
– Без понятия, чем его там кормить. Говорила тебе, Павел, и сейчас скажу, выбрось в дыру бяку и наслаждайся полетом. Я с тобой на все темы готова болтать, чтобы не скучал. Могу даже изобразить психически больную. А захочешь одиночества, в моем архиве двадцать тысяч семьсот пятьдесят две и три четверти не просмотренных инсталляций.
– Со счета не сбилась, психически больная?
– Вот еще, просто слегка округлила, – обижено фыркнула Наиль. – Одну ты так и не прокрутил до конца.
Воронцов вздохнул и поднялся. Нормально пообщаться в этой летающей посудине решительно не с кем. Либо дидактичный бухгалтер, либо бешеный космический чудик.
***
Женя вцепился взглядом в Воронцова и застыл над бесформенной горой разломанных псевдокартин, тусклых осколков псевдосветильников и обрывков псевдокниг. Роботы, которых пару минут назад существо отшвыривало точными пинками, почувствовали слабину и ринулись растаскивать безобразие.
Стоило заглянуть сюда раньше, махнуть крылом, всунуть ритуальную чашку ненужного чая. Проклятый гомункул питаться так и не стал. Пирушкой его на мирный лад не настроить. Вон как прогнул яростными ударами пластины нижних перекрытий. Лоскуты кое-где расползлись и жалобно поблескивают.
– Твою-то мать!
С воплем монстр ринулся на Воронцова. Но в три быстрых шага влип в силовую пленку. Наиль среагировала на угрозу и выставила защиту. Воронцов, не делая резких движений, мучительно вспоминал наиболее «убойные» способы успокоения.
– Где Женька, мать твою?!
Вопрос вышиб дух и послал в нокаут. То есть как это где?
– Я чувствую, где-то здесь! Совсем рядом. Но не пойму.
Руки, словно оторванные от двух разных людей, били по разделяющей перегородке. Лицо кривилось отчаянием.
– Женя! Прекращай прятаться, просто поговорим.
Подкидыш оглядел каюту, будто надеялся обнаружить забившегося в угол призрака. Не вышло. Крошечный, утопленный под бровью один глаз и выразительный, чуть раскосый второй уставились на несчастного Воронцова непечатной угрозой.
– Что это за место, черт возьми?!
Дуб, орех или мочало, начинаем все сначала. Не смешно. Страшно. Ночные кошмары любят заедать повторами.
– Ты не будешь на меня бросаться, и мы поговорим.
Тот кивнул с неохотой, отвел взгляд, будто нож за спину спрятал.
– Наиль, убери пока щит.
Подкидыш раздул ноздри, просканировал глазами периметр, но вопросов задавать не стал.
– Еще раз. Как к тебе обращаться? – спросил Воронцов.
– Игорь Иванович обращайся. Какого ляда придуряться, сам знаешь, что у меня по роду службы встроенный идентификатор. Проверяешь, в своем ли я уме? Котелок варит норм, не сомневайся.
Значит, «Игорь Иванович» со своим умом и идентификатором. В дыру твою туманность! Самое время понять, в какое измерение криокошмара Воронцова вынесло на субсветовой. Ладно. Вдохнуть, выдохнуть и тянуть штурвал на себя.
– Ну мало ли, я вот думал, что Женя – это как раз ты.
– Издеваешься что ли, говнюк? – скривился тот, – Все эти ваши программерские штучки. Не надоело?
Абракадабра не укладывалась в истерзанном мозгу. Второй раз выводить рулады о своем космическом путешествии и тащить под звезды забывчивого гомункула не хотелось.
– Давай так, чувак, – бросил Воронцов зло, не сдерживаясь. – Я здесь главный. Могу скрутить тебя. Посему – советую не дергаться. И никуда не выпущу, пока про себя все не выложишь.
– Что все?
– Лучше меня знаешь, сволочь! – рявкнул Воронцов. – Я тебе подсказывать не собираюсь. Хочешь найти Женю, дашь мне то, что требуется. Иначе будет хуже.
Знать бы еще, что требуется, но плевать. Воронцов не пытался контролировать гнев. Наоборот. Спустил с цепи. Раздул жирным мыльным пузырем. А вот «Игорь Иванович» сдерживался из последних сил, желваки двигались, проминая лицо.
– Окей, дружище, я все понял, – выдавил-таки сквозь зубы. – Расскажу, как у исповедника.
– Слушаю.
Воронцов решительно развернулся, дотопал до низкого кресла с массивными кожаными подлокотниками и упал
