Книга Лес повешенных лисиц - Арто Паасилинна

Майор Ремес отыскал взятую напрокат машину на обочине шоссе именно на том месте, где приятель-отшельник ее и бросил. На огромной скорости он помчался в Киттилю, где вернул ее местному представителю фирмы по прокату машин. Выяснилось, что напрокат машину взял некто Ойва Юнтунен, а не младший научный сотрудник Асикайнен. "Ну, может быть, у Асикайнена есть причина, чтобы время от времени выступать под чужим именем", – доброжелательно подумал майор Ремес. Придумал же и сам он назваться Ройтерхольмом. Так что квиты.

Избавившись от машины, майор бросился на телеграф, откуда дал телеграмму жене в Испанию. Он известил ее о том, где он находится, скорее даже о том, что он сейчас, собственно, нигде не находится. Затем он позвонил младшей дочери, которая сказала, что обручилась и перебралась жить к своему жениху.

– Вот черт. И каков он, этот подлец?

Дочь описала своего бойфренда в исключительно положительном духе. Ожиревшее сердце майора отошло, особенно когда он подумал, что его отцовские обязанности теперь кончились и в отношении младшей дочери. Он пожелал ей счастья и отправил в качестве подарка чек на тысячу марок из денег младшего научного сотрудника Асикайнена. Потом он зашел в пивную "Киттилян Киевари" и принялся с шумом прихлебывать пиво, испытывая самые теплые отцовские чувства.

Ойва Юнтунен смотрел на открывавшееся перед ним бескрайнее болото Куопсувуома. Тучи комаров поднимались из непролазной трясины и впивались своими жалами в кожу профессионального преступника. Ойва Юнтунен подумал: так что, это и есть хваленая магия Лапландии? Дыхание болот, фу, дьявольщина.

Тем не менее имело смысл пожить здесь отшельником. Ведь за это время убийцу-рецидивиста Сииру освободят, и он сразу же бросится искать своего подельника. Бросится, как борзая за электрическим "зайцем". Однако сюда когти убийцы-рецидивиста Сииры не доберутся.

Только бы майор Ремес вернулся обратно. Одному Ойве Юнтунену в тайге не выжить, да и не очень-то это и приятно.

Ойва с тоской вспомнил свою роскошную квартиру в Стокгольме. Жизнь там была классная! Хорошая еда, превосходные вина, приятная музыка, умные приятели... А если хотелось общества щедрых женщин, стоило лишь позвонить Стиккану, и дело было в шляпе. Полицейские, конечно, раз в месяц наведывались со своими проверками, однако и к легавым привыкаешь, если общаешься с ними годами.

Иногда случалось так, что власти и не наведывались с обычной проверкой именно тогда, когда Ойва Юнтунен их ждал. Тогда преступник чувствовал себя одиноким и заброшенным. Как тяжело больной человек, которого никто из родных и друзей не навещает. С другой стороны, было страшно: не задумала ли полиция что-нибудь особенно пакостное, раз опаздывает с проверкой? Когда же после нескольких дней неопределенности полицейские все-таки приходили с проверкой как бы внезапно, жизнь опять входила в свою колею. Совершенно явно эти проверки нравились и самим полицейским. Ойва Юнтунен был хорошим хозяином. Он с готовностью открывал ящики комодов, демонстративно перетряхивал постельное белье и стучал по стенам под картинами, показывая тем самым, что никаких тайников после последнего посещения полицейских в квартире не было оборудовано. И всегда у полицейских была возможность посмаковать марочные вина и пожевать соленого печенья в качестве приправы к этой, такой будничной, работе.

Ремес задержался в Киттиле на четверо суток. И хотя Ойва Юнтунен был городским бандюгой, он кое-как справился. Оставленные майором продукты оказались кстати, так же как и сделанный для защиты от дождя небольшой навес.

Вот только время тянулось бесконечно. Вспомнились молодые годы, проведенные в тюрьме. И тогда тоже времени было хоть отбавляй, но никакого интересного занятия. Ойва Юнтунен коротал срок, разрабатывая в уме самые замысловатые планы побега. Теперь он прибегнул к тому же способу, однако ситуация была какой-то непривычной, да и разработка плана не приносила такого же удовлетворения, как в молодости. Тогда Ойва Юнтунен решил отправиться по ягоды. Он нашел несколько ягод черники. На вкус они были не особо сладкие – наверное, еще незрелые. На обратном пути Ойва провалился в болотную трясину и промок до нитки. Даже содержимое бумажника было все в грязи.

Ойва Юнтунен развел костер и стал сушить одежду. Он вытащил из бумажника пятисотмарковые банкноты и разложил на камнях для просушки. Какой-то убогостью веяло от этого занятия.

Неожиданно компанию Ойве составил новый приятель. Это был маленький лисенок, которого, похоже, очень интересовал полуобнаженный мужчина, чем-то занимавшийся у костра. Ойва бросил лисенку кусочек колбасы, думая, что тот голоден.

Маленький всклокоченный зверек не испытывал страха перед человеком, и даже перед профессиональным преступником. Он был так голоден, что вскоре рискнул обнюхать брошенную приманку, и поскольку у той был приятный запах, он быстро глотал ее по мере того, как ее ему швыряли. Он осмелился подойти К костру на двадцать метров.

Когда банкноты высохли, они стали легче и понеслись по воздуху в потоке легкого ветерка. Ойва Юнтунен спал у костра и поначалу не заметил, что его деньги оказались рассыпанными в ближайшем лесочке. Но лисенок их заметил сразу же и подумал, что ему вновь подбросили лакомых кусочков. Смело схватил он одну бумажку и отправился восвояси с банкнотой в пасти.

Когда же Ойва Юнтунен увидел, что лисенок вытворяет с его деньгами, он вскочил и бросился собирать оставшиеся капиталы. Лисенок бежал по Куопсувуоме с пятисоткой в зубах, и Ойва больше ее не увидел. Он собрал остальные деньги на ягельнике и тщательно сложил их в бумажник. Теперь он был на пятьсот марок беднее, нежели до знакомства с лисенком.

К вечеру лисенок вновь появился в ближайшем лесу – по всей видимости, чтобы вновь выпрашивать лакомые кусочки. Ойва Юнтунен крикнул ему, что воровать нехорошо и что лисенок поступил бы умно, если бы вернул украденную банкноту. Однако зверек лишь внимательно смотрел Ойве в глаза и ни единым движением не выказывал желания вернуть деньги. Он показал Ойве зубы, из чего можно было заключить, что его не мучают никакие угрызения совести. Ойва Юнтунен бросил ему немного ржаных сухарей и колбасы и махнул рукой:

– Ну и на здоровье. У меня же золота хоть пруд пруди.