присоединиться к битве с Мирамолином, если тот дойдет до места, называемого Эль Конгосто (El Congosto) перед Аларкосом, которое считалось началом королевства Кастилии[151].
Так как он предпочел подвергнуть свою жизнь и его королевство подобной великой схватке и подчиниться воле Божией, сражаясь против короля мавров, который считался более могущественным и богатым, чем все сарацины вместе взятые, чем позволить тому король войти в его королевство хотя бы на малейшее расстояние. По этой причине, хотя некоторые мудрые люди, знающие военное дело, советовали ему это сделать, славный король Кастилии не захотел дожидаться короля Леона, идущего ему на помощь, и действовал уже в области Талавера (Talavera). Тогда мавр[152] по имени Мирамамолин пришел в место между замком Сальватьерра и Аларкосом, называемое Конгосто, и разбил там лагерь[153].
13. Битва при Аларкосе 19 июля 1195 года
Когда он услышал об этом, славный король Кастилии приказал всем своим людям выйти ранним утром в полном вооружении в поле, чтобы дать сражение королю мавров. Потому как он полагал, что король мавров станет сражаться в этот самый день.
Итак, когда наступило утро кастилианцы вышли на поле битвы, готовые сражаться и пустить в ход мечи против врага, ежели он там появиться. Однако мавры отдыхали весь тот день, приготовляясь к завтрашней битве; следовательно, они надеялись уклониться от врага, который, истомленный в тот день тяжестью доспехов и испытывающий жажду, был бы менее готов для войны на следующий день. Так и случилось. Потому как славный король Кастилии и его войско, томимые жаждой и изможденные тяжестью доспехов, ждали врага на поле битвы с раннего утра и до полудня, когда они вернулись в лагерь, думая, что король мавров не отважится нападать на них[154].
Но около полуночи король мавров приказал своим людям приготовиться к сражению, и рано по утру они неожиданно появились на поле боя, где король Кастилии стоял днем раньше. В лагере христиан началась суматоха, и, как это часто случается, непредвиденное событие вызвало в рядах врага [у христиан][155] и изумление и страх. Затем спешно и в беспорядке покидая свои шатры, они ринулись на поле боя и присоединились к сражению в маврами. В первом ряду христиан пали великие люди: Ордоно Гарсия де Рода (Ordono Garcia de Roda) и его братья, Педро Родригес де Гусман (Pedro Rodriguez de Guzman), Родриго Санчес (Rodrigo Sanchez), его зять, и многие другие[156].
Арабы вторглись далеко в ряды противника и крушили христиан. Стрелы, без числа вынимаемые из колчанов, неприцельно летели в воздухе, однако с точностью причиняли раны христианам. Обе стороны сражались ожесточенно. День, обильный человеческой кровью, предуготовил маврам ад, а христианам – вечное упокоение[157].
Видя, как его люди падают в битве, благородный и славный король ринулся вперед, мужественно бросившись в самую гущу врага, и с его сторонниками поражал множество мавров направо и налево. Однако его люди, ближе всего заботившиеся о нем, видели, что они не смогут противостоять такому бесконечному множеству мавров. Так как многие их собственные воины уже пали в битве, в самом деле, битва длилась долгое время, и солнце теперь стояло в зените в праздник Св.Мартина (19 июля). Они умоляли его отступить и спасти свою жизнь, потому как Господь Бог, казалось, разгневался на христиан. Однако он неохотно слушал их, надеясь скорее окончить свою жизнь славной смертью, чем выйти из боя с поражением. Его люди, тем не менее, осознавая опасность, грозящую всей Испании, увлекли его, против его воли и желания, с поля боя. Стеная и сокрушаясь о великом несчастии, что случилось, он затем отправился с небольшим числом рыцарей в Толедо[158].
Его благородный вассал, Диего Лопес де Вискайя (Diego Lopez de Vizcaya), бежал в замок Аларкос, где он был осаждаем маврами; но по милости Божьей, который предуготовил его для великих свершений, когда он оставил нескольких заложников, он смог уйти и, следуя за королем, прибыл в Толедо несколькими днями позднее[159]. Король мавров захватил добычу и взял некоторые крепости: башню Гвадалерсас (Guadalerzas), Малагон (Malagon), Бенавенте (Benavente), Калатраву, Аларкос, Каракуель (Caracuel) и затем возвратился в свое государство[160].
14. Альфонсо IX Леонский ведет войну с Кастилией
Тем временем король Леона, который шел на помощь королю Кастилии, прибыл в Толедо; но по наущению неких приспешников дьявола он превратился в согнутый лук[161] и искал только повода, чтобы предать своего друга. Некогда друг, он сделался самым жестоким врагом. Так как он держал в глубине сознания[162] то, что случилось с ним во время курии, праздновавшейся в Каррионе, упомянутой выше[163].
Довольный и возрадовавшийся неудачам, постигшим кастильцев, покинул он Толедо, негодующий на славного короля, так как тот не дал ему некоторых замков, которые он требовал.
Он немедленно сделался союзником короля Морокко, приняв деньги и множество вооруженных рыцарей от него, и стал воевать против короля Кастилии. Затем в следующем году, в то время, когда короли обычно воевали, вместе с Мирамамолином он опустошил Трасьерру и многие дни держал город Толедо почти в осаде[164]. Король Леона вторгся в королевство Кастилию через Тьерра де Кампос с многочисленными выше упомянутыми маврами, которые, как враги креста Господня, учинили многие чудовищные надругательства над церквями и церковными украшениями, чтобы бесчинствовать и обесчестить христианскую религию. Он дошел до Карриона, где, казалось, очистил себя от позора, от которого, считал он, страдал, поцеловав руку короля Кастилии[165].
В то же самое время король Санчо Наваррский, который был для короля Кастилии родственником второй ступени родства с обеих сторон[166], возвел некий замок Корво (Corvo), около виноградников Логроно. Он также начал опустошать королевство Кастилию в этих местах, так как полагал, что вел здесь справедливую войну.
Христиане, казалось, объединились, следовательно, в нечистый союз[167] с маврами, чтобы в заговоре погубить короля Кастилии. Они ужасно навлекли все возможные несчастья, которые могли навлечь, на все королевство, и были эти несчастья так велики, что во всем государстве не осталось уголка, в котором человек мог бы быть в безопасности. Казалось, свирепствовал огонь гнева Божия[168], и если благородный король чувствовал приподнятость духа, то теперь он, видимо, был повергнут в уныние своей прежней славой. Благочестивый и благородный король сейчас понимал, что королевство сынов человеческих – в руках Господа, который может вверить его тому, кому пожелает
