Степанова в какой-то непонятной кабале.
Может
быть, из-за своей менее выдающейся комплекции, может быть из-за того, что
состоял в законном браке со степановской сестрой, может быть в силу каких-то
других причин, Потапенко явно перед Степановым пасовал и выглядел покладисто
и вяло.
Степанов же наоборот позволял себе многое. Он называл Потапенко Сеней, хотя
прекрасно знал, что по паспорту тот, аки Достоевский, является Федором
Михайловичем. А в последнее время повадился брать в долг у Потапенко деньги и
сигареты, причем возвращать ни те ни другие явно не собирался.
– Как-то ты сегодня поешь вяло, Сеня. Опять грудь запираешь. Ты воздух-то,
братец, выпускай, не зажимайся. А то оно ведь как: обычному зрителю может быть
и все равно, а если какой профессионал, к примеру, – так сраму не оберешься. Да
еще и фа-диез в сцене на полянке взял грязно. Куда это годится?! Ну-ка попробуй.
Раскройся! Выпускай воздух из нижней части живота, из пашка, словно бы. Давай
давай, Сенечка! «Снова туда, где море огней…» Давай!
– Снова ту-у-уда, где мо-о-оре а-а-агней, – затянул Потапенко.
– Вот-вот, раскрывайся, из пашка выпускай! Давай, Сеня!
– Сно-о-ова туда…
– Из пашка-а-а…Думай об этом, Сенька, думай!
– С ме-ечто-ою ма-аей, – Потапенко уже начинал краснеть от напряжения, – сыно-
ова туда…
– Во-от! От так вот! Ма-аладе-ец! – Степанов запел вместе с коллегой по цеху, – и-
из па-аши-ика-а!
Издалека послышался голос:
– Ну кто же это орет? А? Ведь мешаете репетировать детской студии! У нас
премьера завтра, а вы тут скулите, как коты мартовские! Из пашка! Совсем уже
одурели, ослы старые. Все туда же! Вон! Нет, ну вы слышали, Светлана
Анатольевна, а? Из пашка!…
А усталые звезды оперной сцены, перекинувшись чем-то вроде: «Да…, Да…», со
смущенными лицами уже торопливо топали по коридору к общей гримерке.
ПОТЕРЯННЫЕ ВОЗМОЖНОСТИ. ٭
1) Бумага, ручка и кошка из Microsoft Office
спали меня от меня…
2) Это история о потерянных возможностях.
Я написал неординарный роман-эпопею, но потерял его в пьяном автопилоте.
Я сочинил конгениальную фугу, но позабыл её по дороге в метро.
Я нарисовал изумительную фигуру на белом листе, но до этого её уже нарисовал
Малевич.
Я вывел новую формулу сверхзвуковой струи, но она была присвоена научным
руководителем.
Я догадался, в чем смысл жизни, но это было слишком несерьёзно.
Я несколько раз прыгал с парашюта, но это было во сне.
Я придумал новое слово, но никто в это не поверил.
Я построил для дочки мегаполис в песочнице, но он был стерт с лица земли
собаководами и их питомцами.
Я шел впереди демонстрации протеста, но никто из демонстрантов этого не
заметил.
Я считал, что знакомился с красивыми женщинами, но женщины считали с
точностью до наоборот.
Я верил в сакральность фамилий и имен, но это не работало.
Я занимался по утрам гимнастикой, но хронический недосып и нервное
истощение сказали «нет».
Я хотел работать, но работа не хотела.
Я ЖИЛ НЕЛЕПО И БЕСПОЛЕЗНО.
٭ – (Так шаг за шагом Я не состоялся.)
ПРОКЛЯТЫЙ ШАТУН.
Володенька умел шить.
И с Женечкой Стригалёвым, и с Тарасиком Петриченкой, и с Андрейкой
ИвАновым, и с Димулей Левитанчиковым, не говоря уж о всяческих там Сизовых,
Лускиновых, Нарзанычевых, Альбрехтовичах и Чанских…
С барышнями и без…На брудершафт и под салатики…Взаем и на широкую…
С потерей телефона и без…С ударом и оскорблением охранника в клубе и с
медленным танцем…
Короче, умел шить…
Но речь о другом. Дело в том, что в процессе оного «шитья» Володенька как-то
странно покачивался.
«Чё ты тут качаешься всё, как маятник?» – говорили ему.
«Да что ты… Нормально всё… Подквасим давай, да… По полтинничку, да…
Давай по полтинничку, да… Да…» – отвечал Володя, внутри у которого неприятно
подщемляло: «Проклятый шатун».
И вот однажды некий юный купидон, вооружившись лучком и стрелами по
заданию небесной канцелярии, собрался помочь одному человечку ворваться, как
это сейчас модно, в жизнь другого. Короче, типа любовь…
Зависнув где-то над стойкой бара у ТВ…
–
…Красная точка прицела уже упала в район грудины юного неформала. Спуск…
…Володенька в этот вечер шил… Пробираясь к бару в поиске «кого бы окучить»
и желанием «накатить», Володенька снова нелепо качался.
«Проклятый шатун». Вдруг он почувствовал какое-то странное жжение то ли в
животе, то ли в шее… В груди?
Так Володя попал, купидон промахнулся, а проклятый шатун остался виноватым.
ПРЯТКИН И СУНДУКОВ.
Пряткин, спрятавшись в сундук, заметил там Сундукова. Сундуков прятался.
–
Вот тебе раз! Да что ж это такое-то? Что вы мне всё на пятки наступаете,
вздохнуть не даёте!? Поймите же, наконец: наша жизнь – ведь действительно –
театр! И роли уже распределены!… Понимаете, это моё! Я всю свою жизнь в
«любовниках»… Чего вам-то здесь?! Это нелепо в конце концов!
–
Слушайте, отстаньте! А? Плевать мне на ваше дурацкое амплуа, или чё
ещё! У меня дома жена с дочкой… Ушел бы с радостью уже!… Думаете, приятно
тут с вами лясы затачивать?
–
Ах вы – хам, молодой человек! Хотя б подвиньтесь! ТеснО, знаете ли…
Вы ж у нас фигуристый!
–
Оставьте ваш скепс! Сидите тихо. Слышите, он идёт уже…
Вдалеке послышались уверенные мужские шаги. Это фундаментальное движение
было встречено неожиданно радостным женским эмоционом:
–
Саша! Радость-то какая!…
Прячущиеся Сундуков и Пряткин нервно заёрзали в сундуке… Сундук закачался,
вызвав весёлый шепот в зрительном зале. Первый акт «завязывался»…
– А, знаете что, Саша?– вдруг сказал Пряткин,– это ведь действительно нелепо…
Мы вот с вами сидим в этом нелепом сундуке, совершенно нелепо подгнабливаем
друг друга. Да, да. И не спорьте даже! Посмотрите вокруг! Тьфу, чёрт!.. Как тут
пыльно всё-таки! Так о чём это я?.. Да-с… Посмотрите правде в глаза, Саша! Мы
ведь с вами актёры второй гильдии. Если хотите второго плана. И это навсегда,
Саша! Понимаете!? НАВСЕГДА! Главные роли перехватят какие-нибудь
эпатажные психи, знакомые знакомых, любовницы режиссёров, но уж никак не мы!
…
…Даже педикам, говорят, больше везёт, чем нам, – продолжал Пряткин, некоторое
время спустя, – Мы с вами навечно в этом
сундуке, Сундуков! Понимаете!? Простите уж меня за этот каламбур или, как это
называется!… И знаете, что самое обидное?! Что из этого сундука за весь
спектакль вы не выйдете ни разу! Зритель вас не увидит! Понимаете. Сундуков!?
НЕ УВИДИТ! Такова задумка этого дурака-режиссёра! Вот так вот! А мы с вами,
Сундуков – пешки! Понимаете, пешки! И ничего
