Гостиная перед глазами Александры заколыхалась сливающимися друг с другом и пульсирующими аурами, вызывая тошноту, как от табачного дыма. У нее закружилась голова, она бешено сопротивлялась чарам, ей захотелось домой, к Коулу, к тихо шумящей печи для обжига, к ожидающей ее в джутовых мешках холодной влажной мягкой глине, привезенной из Ковентри. Она закрыла глаза и пожелала, чтобы вся эта цепь событий вокруг – пробуждение чувства, неприязнь, полная неуверенность в себе и зловещее стремление подавлять, исходившее не только от этого темноволосого мужчины, – вдруг распалась.
Несколько пожилых прихожан прокладывали себе путь сквозь толпу, чтобы им мог уделить внимание преподобный Парсли. И он обернулся, чтобы сказать им любезность. В пещерах перманентной завивки в седых волосах у женщин виднелись нежнейшего оттенка золотые и голубые пряди. Реймонд Нефф, раскрасневшийся и вспотевший – концерт удался! – подошел к ним, как триумфатор, молча выслушал их одновременные комплименты и шумно увлек за собой Джейн, свою любовницу и товарища по музыкальным битвам. Плечи и шея у нее блестели от пота после напряженного выступления. Александра это заметила и была растрогана. Что нашла Джейн в этом Реймонде Неффе? А что, собственно, нашла Сьюки в Эде Парсли? Оба мужчины, когда стояли близко, для Александры пахли обыкновенно – а у Джо Марине кожа имела какой-то нежный кисловатый запах, как молочный запах младенца, когда касаешься щекой твердой и теплой, покрытой пушком макушки. Вдруг она опять оказалась наедине с Ван Хорном и испугалась, что снова придется ощутить в груди неотвратимую тяжесть разговора с ним, но Сьюки, которая ничего не боялась и чувствовала себя в своей стихии, вся мерцающая под своей аурой, красновато-коричневая, пробралась через толпу и взяла интервью.
– Что привело вас на этот концерт, мистер Ван Хорн? – спросила она после того, как Александра неловко представила их друг другу.
– У меня не в порядке телевизор, – мрачно ответил он. Александра заметила, что он предпочитал обращаться к людям сам, но Сьюки нельзя было отказать, когда она задавала вопросы, – ее энергичное обезьянье личико сияло, как медная монета.
– Что привело вас в наши края? – был следующий вопрос.
– Решил, что пора выбираться из города Нью-Йорка, – ответил он. – Слишком много грабежей, очень высокая арендная плата. Здесь она умеренная. Это пойдет в газету?
Сьюки облизнула губы и призналась:
– Может быть, я упомяну об этом в «Уорд», я веду там колонку «Глаза и уши Иствика».
– Бог мой, не делайте этого, – проговорил великан в мешковатом твидовом пиджаке. – Я приехал сюда, чтобы обо мне забыли.
– А чем вы были знамениты, можно спросить?
– Если бы я вам сказал, то это стало бы известно всем, не так ли?
– Может быть.
Александра диву давалась, глядя на свою отважную подругу. Аура Сьюки, как и ее блестящие волосы, была цвета светлой меди. Когда Ван Хорн уже собирался отойти, она спросила:
– Говорят, вы изобретатель?
– Дорогуша, даже если я весь вечер стану вам объяснять, вы все равно не поймете. В основном я имею дело с химическими препаратами.
– А вы все же попытайтесь, – настаивала Сьюки. – Посмотрим, может, я пойму.
– Поместите это в ваших «Глазах и ушах», и я, быть может, пошлю письмо на конкурс.
– Никто, кроме живущих в Иствике, не читает «Уорд», уверяю вас. Да и в Иствике никто ее не читает, разве только объявления и если упоминается чье-то имя.
– Послушайте, мисс…
– Ружмонт. Миссис, я была замужем.
– Кто он был, канадский француз?
– Монти всегда уверял, что его предки швейцарцы. Он вел себя, как швейцарец. А разве у швейцарцев не квадратные головы?
– Держите меня. Я считал, что это у маньчжуров. У них черепа как цементные блоки, вот почему Чингисхан мог их укладывать так аккуратно.
– Вам не кажется, что мы отклонились от темы?
– Об изобретениях, послушайте, я не могу говорить. Я привлекаю внимание.
– Это волнует! Нас всех, – сказала Сьюки, от улыбки ее верхняя губка восхитительно изогнулась, так что носик сморщился и показался краешек розовой десны. – А если только для моих глаз и ушей? И Лекса здесь. Разве она не роскошная женщина?
Ван Хорн резко повернул крупную голову, словно сам хотел убедиться, и Александра увидела собственное отражение в его покрасневших прищуренных глазах, как с обратной стороны телескопа, пугающе маленькую фигурку, с ямочкой на подбородке, с раздвоенным кончиком носа и прядями седых волос. Он решил ответить на вопрос Сьюки:
– Последнее время я много занимаюсь защитными покрытиями – покрытием пола, которое нельзя соскрести, когда оно затвердеет, даже ножом для разделки мяса: его можно напылять на горячую сталь, когда она остывает, и это вещество связывается с молекулами углеводорода; металл в корпусе вашего автомобиля начинает испытывать усталость раньше, чем окислится. Синтетические полимеры – вот как называется этот новый прекрасный мир, дорогая, и он только создается. Бакелит изобретен около 1907 года, синтетический каучук в 1910 году, нейлон около 1930 года. Стоит проверить эти даты, если хотите их использовать. Дело в том, что в этом столетии все только начинается, синтетические полимеры будут служить нам до миллиона лет или до тех пор, пока мы сами не взорвем нашу Землю, что более вероятно. Вся прелесть заключается в том, что сырье для них можно выращивать.А когда нам не хватит суши, его можно выращивать в океане. Держись, мать-природа. Мы тебя победим. Я также работаю над Великим Разделом.
– Что это за Раздел? – не постеснялась спросить Сьюки. Александра же просто кивнула, будто знает, о чем речь. Ей еще предстояло многому научиться, чтобы преодолевать женскую мягкость и уступчивость.
– Раздел между солнечной и электрической энергиями, – сообщил Ван Хорн Сьюки. – Он долженбыть, и, когда мы найдем нужную комбинацию, вы сможете пользоваться любым приспособлением у себя дома, начиная с крыши, и еще останется достаточно энергии, чтобы ночью перезарядить аккумуляторы в вашем электромобиле. Чистая, без ограничений, и бесплатнаяэнергия. И так будет, дорогуша. Так будет.
– Эти панели такие безобразные, – сказала Сьюки. – Тут в городе есть парень, хиппи, он оборудовал старый гараж солнечными батареями, чтобы нагревать воду. Не пойму, почему он никогда не моется.
– Я не говорю о токоприемниках, – ответил Ван Хорн. – Это все модель Т. – Он огляделся, его голова перекатывалась с боку на бок, как бочонок. – Я говорю о краске.
– О краске? – спросила Александра, чувствуя, что и ей пора вставить словечко. По крайней мере, этот человек дает ей новую пищу для размышлений, кроме томатного соуса.
– О краске, – серьезно подтвердил он. – О прочной краске, которую берешь на кисть и красишь, и она превращает всю поверхность вашего уютного дома в огромную низковольтную электролитическую ванну.
