Каждый надеется, что охота в полнолуние будет не на него, вот и пытаются, осторожничая, спасти свою шкуру.
"Вот что делает страх со зверями, — думала Марта. — Они дрожат за свою шкуру, но ведь жертвами охоты могут оказаться их братья и сестры, детеныши. А они настолько запуганы, что перестали быть надежной защитой своим близким. Друзья и родные томятся в клетках, а они прячутся в лесах и переживают только об одном: как бы их самих не изловили и не заперли за решеткой…."
Марта думала долго: весь вечер, часть ночи, весь следующий день. И только после ухода звероподобного, разнесшего по клеткам еду, она рассказала о том, что придумала.
— Это очень опасно и трудно, но другого выхода я просто не нахожу, — так начала девочка, и звери замерли от любопытства и страха.
Какой же план придумала Марта?
Глава 10
ГЛАВА X .
Мэйми лежала на полу в лачуге. Теперь совсем одна. И нет сил заползти на кучу мокрой тины и забыться хотя бы во сне. Несколько дней без Марты показались вечностью. Даже крохотная надежда на лучшее, что теплилась в глубине души, и та растаяла. Она не знала, куда увели Марту звероподобные, и не пыталась узнавать. Неудачный побег, казалось, совсем сломил Мэйми. Ночью она металась в жару, бредила, проваливаясь в кошмары снов, а утром ее будил звероподобный и гнал на работу. Теперь тяжелую тележку с грязью Мэйми таскала одна. И какой же неподъемной была ее тележка, и как трудно было загружать ее и разгружать. Особенно загружать, зная, что в любое мгновение из мерзкой жижи может появиться зубатая пасть и утащить на дно. Мэйми уже жалела, что так поступила с Мартой: трусливо хныкала, готова была мириться со своим жалким рабским положением. А Марта, такая маленькая и такая сильная, боролась и за себя и за нее, свою подругу. Но как спасти человека, который отказывается бороться за собственную свободу? "Нет лучше бы я была с Мартой, — горевала Мэйми, — хоть где, хоть на самом краю света. Хоть в колодце, хоть в голоде, но только с Мартой. С ней не так страшно. Она обязательно что-нибудь придумала бы. Но где она теперь — моя милая Марта?"…
А утром она безропотно, еле передвигая ноги, брела, волоча за собой тяжелую тележку. И снова повторилось.
Но в одну из ночей Мэйми увидела странный сон. Это был не кошмар, не путаное нагромождение мелькающих картин. Все происходило словно наяву. Мэйми по- настоящему ощутила себя дома. Только дом был ее и одновременно какой-то чужой. Нет, скорее даже не чужой. А заброшенный, будто в нем лет сто никто не жил. Все покрыто пылью, всюду свисает паутина, обивка на диванах и креслах до того обветшала, что сквозь поредевшую ткань кое-где продираются пружины, просвечивает деревянный остов. Ни к чему не прикоснуться — пыль: мягкая и густая, она словно прирастает к рукам, ее не стряхнуть. А паутина, золотясь в скупых солнечных бликах, пытающихся пробиться сквозь наглухо закрытые ставни, кажется чудом. Но случайно коснувшись ее, Мэйми запуталась и долго сдирала с лица и рук мерзкие липкие нити. Ощущение красоты сразу исчезло. Какое здесь запустение… Избавившись от паутины, Мэйми пробирается к окну, стараясь ни к чему не прикасаться, ведь здесь все в пыли и паутине: экзотические вазы, огромные книги в бархатных и кожаных переплетах. Вот и окно, но ставни не поддаются, когда Мэйми пытается их открыть. "Ставни внутри?— с удивлением обнаруживает она странность. — Но ведь их всегда делают снаружи. Неужели это мой дом, мое окно и мои ставни — такие ненужные?"
Окно Мэйми так и не смогла открыть. И тут услышала стук в дверь. Отпрянув от окна, снова запуталась в липкой паутине. Натыкаясь на кресла, столики, этажерки (откуда их столько?!), понеслась вперед, рванула на себя дверь и остолбенела: впереди — темнота. Но ведь за дверями ее ждет кто- то, кому она, Мэйми, еще нужна. И она решительно делает шаг вперед, разорвав занавес паутины, и тут же с ужасом понимает, что лестницы, ведущей на первый этаж — к свету, теплу, людям уже нет. Не ни ступеней, ни перил — провал. И пока Мэйми стоит в нерешительности и отчаянно придумывает, что ей делать, стук в дверь прекращает свое существование. Мэйми бросается обратно в комнату, к окну и сквозь узкую щелочку в ставне видит удаляющуюся фигуру: это Марта. А Мэйми стоит у забитого намертво ставнями окна и плачет. Но ничего уже не изменить. Она одна в умирающем доме, из которого невозможно выбраться. И окружают этот мрачный дом непроходимые заросли, сквозь которые могла пробраться только Марта. Лишь она, пытаясь спасти подругу, нарушила молчание старого дома, постучала в ветхую дверь. А Мэйми? Ей всего-то надо было спуститься вниз и впустить Марту. Но она, теряя драгоценное время, стряхивая с себя пыль, сдирала паутину и ничего, решительно ничего не сделала для собственного спасения. "Почему я не прыгнула? — подумала вдруг Мэйми. — Это ведь так просто! Я должна была всего лишь прыгнуть, там же невысоко! Бедная Марта все стучала и стучала в дверь, она ждала меня, а потом поняла, что дом пуст, и ушла. Конечно, дом пуст, потому что я — пустота…"
Мэйми проснулась, почувствовав, что ее губы шевелятся, произнося одно только слово: "Пустота".
"Какой странный сон… Какой непонятный сон… Неужели дома что-то случилось?" — думала она. За стенами лачуги — вязкий серый туман. Здесь, внутри, так же холодно и сыро. Сейчас появится звероподобный, и Мэйми снова потащит тележку, и весь день будет дрожать от страха перед крокодилами, а вечером снова упадет на грязный пол хижины — развалюхи, не имея сил даже разжевать безвкусную травяную лепешку, брошенную ей звероподобным за работу. "Нет, это не дома что-то случилось, — поняла она наконец. — Это со мной случилось страшное: я потеряла себя, я — пустота, я перестала даже мечтать о свободе и смирилась с таким мерзким существованием. Что же я сделала с собой!" Мэйми словно прозрела. Это ведь она сорвала побег! Марта смело мчалась вперед, домой, готовая к любым трудностям, а она, Мэйми,
