забор из бетонных плит. На четырех вышках стояли часовые, а по небольшой, гектара два-три территории сновало множество людей.
— Мы на месте. — сообщил Борис очевидную, в общем-то вещь. Тоже, наверное, волновался. Как ни крути — первый прокол за сорок лет. Есть отчего беспокоится.
Вертолет сел на площадке. И первым, кого я встретил, ступив на землю, был мой старый знакомый негр — Василий Окелла.
— Рад встрече! — он сверкнул своей ослепительной улыбкой, протянул для пожатия руку. — И рад тому, что ты согласился.
— Будто бы выбор был. — проворчал я, давая при этом понять, что сказанное стоит воспринимать, как шутку.
— Это да. Но когда Родина зовет на помощь, как остаться в стороне.
Из уст чернокожего мужчины сентенция про родину прозвучала забавно. Я ухмыльнулся.
— Что делать?
— Специалисты готовят прокол, мы пока ждем. На заключительной части ритуала тебя пригласят во-о-он в тот бокс. — Окелла указал на самый дальний от нас ангар, действительно похожий на бокс для хранения военной техники. — Он крепче, чем выглядит снаружи. Даже бетонобойной бомбой его не пробьешь.
— Хорошо. А потом?
— А потом входишь в него и убиваешь чертяку, которого наши научники вытащат.
— Так просто?
— А чего усложнять? — рассмеялся он. — Один раз у тебя уже получилось. Ты стал сильнее, значит справишься и со вторым.
Действительно, усложнять не имело никакого смысла. Я встал на этот путь. Пусть в самом начале — не совсем добровольно. Но последующие-то шаги сделал осмысленно, хотя и не всегда обдуманно. Поздно пытаться свернуть — я пришел туда, где должен находиться.
Ожидание того, когда научники закончат подготовку, заняло еще около часа. Наконец, из ангара выглянул человек в костюме биологической защиты и активно замахал рукой.
— Пора. — сообщил Окелла. Тронул меня за плечо. — Удачи.
Я кивнул и направился к боксу. Заметив краем глаза, что оставшийся рядом с негром Борис Винер тайком, почти не поднимая руку, перекрестил мне спину. Вот тебе и ученый, отец современной кибернетики[ Существует такой апокриф (недоказанная то есть история), что в нашем мире кибернетику объявили лженаукой именно за то, что с ее помощью ученые смогли математически доказать существование бога. Не какого-то конкретного, а сам факт того, что сложная система однозначно была кем-то создана.]! Не ожидал от него такого!
В ангаре меня проводили по коридору, который закончился огромным, полностью лишенным окон, помещением. Освещался он четырьмя мощными прожекторами, расставленными по углам. В центре, на земляном, что характерно, полу, было начерчен какой-то знак. Бороздки в почве были засыпаны пеплом. На каждом из множества углов этого непонятного символа в почву был погружен электрод, от которого тянулись провода. Все они тянулись к массивному прибору, установленному возле стены.
За ним, бегая по многочисленным кнопкам пальцами, как пианист над роялем, стоял еще один научный сотрудник, так же одетый в костюм биологической защиты. Увидев меня, он поднял руку вверх, приветствуя.
А, нет, это он не поздоровался, а два пальца латинской буквой V поднял. Сперва я подумал, что это он мне так победы желает, однако вскоре один из пальцев ученый убрал в кулак, оставив указательный воздетым к потолку. И только тогда до меня дошло, что это он время показывал.
Одна минута, стало быть, осталась.
Его напарник подвел меня к нарисованному на земле символу, и остановил, не давая перешагнуть через засыпанные пеплом линии. От нечего делать, я крутил головой по сторонам, изучая помещение. Обратил внимание, что кроме двух научников людей тут не было. А потом еще и заметил, что электроды были вбиты в землю не просто так, а сквозь тушки небольших собак. Нет! Они еще были живы, молча и с тоской глядя перед собой.
«Значит все-таки не ритуал, да? — подумал я. — Никакой мистики, одна только ваша гребанная наука!»
Не знаю, чего я вдруг так завелся. Вроде, не самый чувствительный на свете человек, да и собачником, равно, как и кошатником, никогда не был. Однако же, внутри поднялась волна гнева — мне не нравилось, что в ходе создания прокола кого-то нужно было убивать.
— Тридцать секунд. — сообщил мне ближний научник. — Сейчас мы подаем ток, и выходим. Выход будет заперт. Удачи.
Сказал это и ушел. А я, чтобы не терять потом времени, перекинулся в Халка. Пока в легкобронированную его версию. Не зная, кого мне ждать, я решил сделать ставку на подвижность, а не на защищенность от урона.
Следом за первым, поспешил к выходу и второй научный сотрудник. Правда, перед этим, он перевел рычаг на стене, и прибитых к земле животин тут же начало выгибать дугой. Когда дверь за людьми закрылись, собаки начали выть. Сперва тихо, но постепенно их голоса набирали громкость, и скоро их вой уже обрушивался на меня со всех сторон.
«Это так они „почистили“ ритуал Аненербе? — задался я вопросом. — А что же тогда было в оригинале? Люди вместо собак?»
Впрочем, зная нацистов, я бы не удивился. Для них что люди, что кошки, что собаки — никакой разницы. Пожалуй даже, лучших друзей человека они зачастую ценили гораздо больше самого человека. А если уж он еврей или представитель какой-то другой «неполноценной» нации…
Мне было непонятно, как начерченный на земле символ, пепел, прожектора, электроды и пропущенный через живые тела ток, может создать прокол между мирами. Но, естественно, всю процедуру простому исполнителю никто объяснять и не собирался. Как-то работает — вот и все, что мне требовалось знать.
Примерно через минуту, в центре знака начал формироваться вихрь. Такой, миниатюрный, подобные порой можно увидеть в осеннем парке, когда ветер, гуляя по пустым дорожкам, закручивает палую листву в спираль. Но этот постоянно рос в размерах, пока не поднялся до самого потолка, а он тут, на минуточку, больше шести метров был.
Наконец, вихрь словно бы взорвался изнутри, выстрелив в разные стороны чем-то похожим на светящуюся пыль. И в центре символа вдруг повисло зеркало. Дрожащее, похожее на озерце ртути, которое каким-то образом расположили вертикально к полу. И золотого цвета.
С едва слышимым хлюпаньем сквозь гуляющую крохотными волнами поверхность прошла рука. Здоровенная, не меньше чем у меня, когда я в боевой форме находился. Но при этом — изящная, будто бы даже, женская.
Длинные пальцы, серая, похожая на замшу, кожа. Аккуратные, но очень опасные даже на вид когти. И суставы. Я отметил, что их было на один больше, чем у человека, отчего пальцы выглядели бескостными.
Как только рука саварана — а это мог быть только он — появилась в нашем мире, собаки прекратили выть. Кажется, они все одновременно издохли. Но я отметил это машинально. Все мое внимание было приковано к демону, который выходил из прокола.
Похоже, это действительно было существо женского пола. Ярко выраженная грудь, правда, без сосков. Плавные изгибы тела, чешуйки в паховой зоне — все на это указывало. Да и лицо — не морда, а именно лицо, почти человеческое, тоже однозначно было женским.
Я бы даже красивым его назвал. Портили его лишь желтые глаза, в которых было по два звериных зрачка. Голову саварана (саваранки?) украшали короткие рожки, числом пять штук.
«Барон. — вздохнул я с облегчением. — Ну хоть тут не соврали!»
Пришелица вышла из золотой ртути полностью, и я заметил, что между ягодиц у нее находится тонкий хвост, с костяным жалом на конце. Оглядевшись по сторонам, она остановила взгляд четырех зрачков на мне, и плотоядно улыбнулась. Честно слово — как женщина, предвкушающая отличный секс!
Интер-2
— Как думаешь, Василий? Не зря мы это затеяли?
Фраза Винера вырвала Окелло из хоровода мыслей. Он даже не сразу смог понять суть вопроса старого товарища. Но сосредоточившись, вновь натянул на лицо привычную улыбку, и ответил.
— О чем ты, Борис? У нас разве был выбор?
— Он есть всегда. — фыркнул профессор. — «Да» и «нет». Это константы.
— Тьфу на вас, математиков! — хохотнул Окелло. — Жизнь не так проста, как эти ваши формулы.
— Законы. И ты не прав. Вся, с твоего позволения, жизнь, вполне себе укладывается в простые и понятные алгоритмы. Это люди все усложняют.
Винер нервничал. Это было понятно. Не каждый день из архива вытаскивается проект, отряхивается от пыли и кладется на стол, как последний из всех возможных планов. Второго заместителя Комитета Контроля Сверхвозможностей сегодняшняя
