ты становишься океаном – бессмертным и бесконечным! Но ты сам выбрал свой путь, и теперь… – из пасти гигантской паучихи послышался омерзительный скрежет.
Будто копья снизу воткнулись в тело Чудовища четыре острейших черных когтя; еще два, но уже с боков, уткнулись в могучую, но такую сейчас беззащитную шею. Пятый стал нащупывать ложбинку у основания черепа. Шестой замаячил перед глазом. Паучиха опустилась на колени, если так можно было назвать круглые и поблескивающие сочленения ее многосуставчатых ного-лап. И от этого у нее сразу же освободились бритвенно острые когти.
– Я не буду спешить! – пророкотала она. – Мне некуда спешить, милейший. Каждый из этих коготков будет пронзать тебя медленно-медленно, пока ты в жутких судорогах не испустишь свой поганый дух. Но я заверяю тебя, произойдет это не скоро!
Может, это и к лучшему, подумало Чудовище, вот сдохну тут в муках – и земля чище станет, на одного мутанта меньше ей придется носить! Было бы чего жалеть! Все равно кроме зла и боли, слез и крови ничего-то я не принесу обитателям этого мира. За что бы ни брался, все оборачивалось страданиями, слезами. Да, наверное, пора! Ведь каждому положен свой предел, каждому отмерено ровно столько, сколько он заслуживает в этой жизни, и ни один не знает своего смертного часа. А я-то, дурачина, собирался сам себя лишать жизни, сам собой хотел распоряжаться. Дудки! Мы все только предполагаем, а что-то высшее, неведомое располагает. Оно играет нами как бессмысленными жалкими куклами, и мы не в силах противиться этой игре. И я умру. И Хенк умрет. И эта огромная паучиха когда-нибудь умрет – захлебнется чьей-нибудь кровью! Да и весь мир когда-то погибнет! Не вечно же он будет гнилой отвратительной язвой украшать бездонную черноту Космоса! Нет, не вечно! Значит, пора! Значит, настал час!
Когти со всех сторон чуть поднажали, вонзились в тело сильнее. Чудовище вздрогнуло. Оно тоже умело испытывать боль. Оно тоже было живым.
– Ты ничего не хочешь сказать на прощанье? – спросила паучиха.
– Хочу.
– Ну так говори!
Чудовище молчало. Ему тяжело было ворочать жвалами и языком.
– Говори! Да подумай перед этим хорошенько – и может быть, я отпущу тебя. Что ты хочешь мне сказать?
– Совсем немного, – прохрипело Чудовище.
– Ну-у, я жду.
Давление когтей чуть ослабло.
– Говори!!!
Чудовище приподняло свесившуюся голову.
– Я жалею, что не раздавил твоих гаденышей! – вырвалось из его пересохшего горла.
– Что-о?!
Когти впились в бока, шею.
– Повтори!
Чудовище задрожало, боль становилась непереносимой – казалось, острия когтей вонзались прямо в печень, сердце, селезенку, почки…
– Я повторю, – просипело оно совсем тихо, – повторю! Мне ничего не стоило передавить твоих гаденышей прямо в гнездышке, одного за другим. Но я не сделал этого, я смалодушничал! Теперь я очень жалею об этом! Их надо было…
Когти погрузились еще глубже в его тело. И Чудовище издало тихий стон. Оно не могло больше говорить. Но и кричать, визжать, биться, просить пощады оно не собиралось. Смерть надо было встретить достойно.
– Ты еще жив, милейший? – ехидно спросила паучиха
– Жив! – отозвалось Чудовище.
Оглушительный скрежещущий смех заполнил помещение.
– Ну так поживи, поживи еще немного. Помучайся, родимый! Тебе не так уж и долго осталось – часиков через пять мне пора будет кормить моих очаровательных малюток. А пока поживи!
Когти чуть вышли из тела, давление их ослабло.
– Как ты себя чувствуешь, дружок?
– Прекрасно!
Чудовище еле дышало, ему было больно вздохнуть – все горело, кололо, резало внутри, будто там орудовала тысяча безжалостных дьяволят.
– Ты не устал?
– Нет!
– Ну, тогда мы продолжим!
Когти вышли из ран наружу – как заостренные и шипастые гарпуны, они раздирали внутренности при этом движении. Но они вышли!
– Сейчас мы передохнем минутку и снова начнем, милейший!
Когти уперлись в неповрежденные участки кожи и тела. Вот-вот они должны были вонзиться. Чудовище поняло, что оно не выдержит пяти часов! Оно и получаса подобной пытки не выдержит! Но оно молчало. Оно готовилось. Ждало. Напрягая все силы, собирая мужество и волю, чтобы не застонать, не заорать от лютой боли.
В голове у него стоял туман. Мозги отказывались выполнять свою работу, они оцепенели, они одеревенели и превратились из мыслящего вещества в вату, в груду мочалок, свитых, переплетенных, мертвых… И все же сквозь этот туман, преодолевая одеревенелость и оцепенелость, пробился слабенький знакомый голосок:
– Ну что это такое! Опять, Биг?! Стоило мне только заиграться с этими простаками-посельчанами, и ты влип в новую историю! Нехорошо, Биг! Это просто непорядочно!
Чудовище молчало. Ему казалось, что это лишь бред, галлюцинации. Ведь никакого чуда быть не могло, его ждала смерть. Смерть, и ничего более!
– Ты здорово влип, Биг! Не знаю даже, смогу ли я выпутать тебя из этой истории! – проговорил в мозгу Отшельник. Теперь его телепатический сигнал звучал яснее, отчетливее.
Когти начали сжимать тело. Но они еще не прорвали кожи – та напряглась, вздулась, вот-вот она могла лопнуть. И тогда новая боль, новая пытка!
– Я не могу тебе помочь! Я не могу тебя освободить! Но я могу собрать воедино все защитные силы твоего могучего организма! Они есть, Биг! Ты веришь мне?!
– Верю, Отшельник! – прошептало Чудовище. – Верю! Паучиха громко захихикала.
– Да ты никак бредить принялся, милейший! Ну сейчас мы тебя освежим!
Когти надавили чуть сильнее. Вот сейчас, еще немного, и из под них брызнет изумрудная кровь, они вопьются в мясо, в вены, в артерии, в легкие, в нервные узлы…
– Ты непроницаем, Биг! Твоя кожа стала броней, Биг!!! – голос Отшельника звучал уже не только в мозгу. Им была наполнена вся Вселенная. Но это лишь казалось Чудовищу. – Нет такой силы в мире, которая пронзит твою титановую обшивку, Биг! Ты не живое существо, ты стальной монстр! ты бронированный корабль, который выдерживает давление в миллионы атмосфер! Ты не-по-бедим, Биг!
Чудовище почувствовало, что когти надавили сильнее, что паучиха сжимала его тело, напрягая все мышцы, что она уже не играла с ним будто кошка с мышкой, что она начинала свирепеть. Но оно чувствовало и другое: игольно острые концы ногтей не могли проткнуть его плотную волдыристую кожу – она превратилась в броню. Когти скрежетали по этой броне, скользили, один обломился с треском… но ни на миллиметр они не проникли внутрь!
– Держись, Биг! Я помогаю тебе! – прозвучал опять голос Отшельника.
– Я держусь! – ответило Чудовище.
Оно вновь обрело волю к жизни. Оно хотело драться за свою жизнь. Но оно было бессильно против этого исполинского механизма смерти. И надолго ли могло хватить его защитных сил, надолго
