и та послушалась.
— И всё из-за меня… — повинился парень.
— Ты был только поводом. Просто я… — Параша сделала глубокий вдох. — Я заботилась о сестре больше, чем о себе, а теперь меня словно выбросили на помойку.
— Зачем ты вообще взялась помогать сестре с этим… — Ян не стал заканчивать предложение, и без слов было ясно, что он думает об Антоне.
— Да Тонька залетела, руки на себя наложить грозилась, говорила, что, либо с ним, либо в гроб.
— Дура! — вырвалось у Яна, но он тут же опомнился. — Извини…
— Да нет, мы обе дуры, — пожала плечами Параша. Вдруг она громко всхлипнула и завыла. Истерика накатила с такой силой, что сдерживать её было бессмысленно.
Яну пришлось снова притормозить на обочине. Он привлёк Парашу к себе и обнял.
— Давай, я не буду ничего тебе обещать, ладно? Мы просто вернёмся домой и впредь будем делиться друг с другом важными вещами.
— Угу… — кивнула она.
— Вот и хорошо. А сейчас нам нужно успокоиться, перекусить и выспаться. Через сорок километров будет мотель, там и переночуем.
— Я ещё не всё тебе рассказала… — гнусавым из-за заложенного носа голосом сказала Параша. — В общаге меня чуть не изнасиловали. Вскрыли замок на двери, накинули пакет на голову и…
— Так почему ты не заявила?! — ошеломлённо воскликнул Ян.
— Сам-то как думаешь? Да после этого инцидента меня бы не то что на службу — вообще никуда работать не взяли бы! Тем более, один из нападавших — генеральский сынок, его по-любому бы отмазали.
— Как ты… Что они тебе сделали?
— Ну, дали под дых да порвали одежду. Одному я расквасила нос пяткой, второму дала по яйцам. Вот и пришлось уволиться одним днём, без отработки.
— Ну ты же понимаешь, что зло должно быть наказуемо? — не унимался Ян.
— Да, только не в ущерб себе.
— Ты планируешь снова вернуться к работе?
— Да не знаю я… — снова пустила слезу она.
— Ну-ну, всё наладится, — погладил её по голове Ян.
— Угу… — снова отозвалась она и прыснула со смеху.
— Что смешного?
— Да баба эта жирная вспомнилась.
— Какая баба? — не понял Ян.
— Ну, монашка, схима, которая меня выгнала.
— Кстати, хотел спросить, чего вы там не поделили?
— Да мне, короче, во время месячных запретили ходить в храм. Я им: так у нас же не средневековье, я прокладку надела; а они мне: мол, чти закон господень, трудница.
Ян рассмеялся.
— Вот и я не поняла, что за х*ета. Я, блин, выучила аж две молитвы! Об них, между прочим, можно язык сломать!
— В общем, религия не для тебя, — резюмировал парень.
— Это ещё что! Любые удовольствия у них презираются. Хавчик — варёная картоха с хлебом, завтрак — каша на воде без сахара. Пи*дец, как будто добровольные изгнанники в ад! Да лучше бы, вон, волонтёрами подрабатывали, чем креститься да кланяться круглые сутки.
— Так кого ты там обматерила, что при упоминании о тебе люди чуть ли не в обморок падают?
— Ну, я тут как-то ночью решила прогуляться по монастырю. Темнота, мистика и всё такое. Ещё жрать хотелось так, что желудок в узел завернулся. Я и свернула в трапезную, а оттуда… В общем, наша главная святоша там грех на душу принимала, хавала за себя и за того парня, да ещё и постанывала. То-то я думала: как можно было так распухнуть на хлебе с отрубями и картохе?
— И она тебя заметила?
— Я сама заметилась! — гордо задрала нос Параша. — Захожу такая и говорю: «Оппачки! Ночной дожор!» Монашка эта рукавом колбаску такая прикрывает, типа мне поблазнилось. А запах на всю кухню. Как это так: ей можно, а мне нельзя, получается? Ну, я не растерялась, слямзила пару бутеров, компотом запила и пошла к себе. Утром, на службе, в красках рассказала людям о несправедливости монашеской жизни. Кстати, ты знаешь, почему попов называют попами?
— Нет, — ответил Ян.
— Потому что православную религию на Руси прививали, устраивая показные казни: топили, жгли, привязывали за руки и за ноги к лошадям… Поп — это прах отцов предавший. А нам втирают, что якобы «пастырь овец православных». То есть люди верят, что они все овцы! Короче, эта религия — тупизм невь*бенный. Я и поделилась знаниями с прихожанами. Народ впечатлился, но меня быстро попросили оттуда.
— Мне сказали, что такого сквернословия они в жизни не слыхивали.
— Ну а какими ещё словами говорить о всей этой шушере, которая строит золотые, бл*дь, храмы в честь того, кого нет?! Самый-то пи*дец в том, что эти вот священнослужители, партиархи и схимы жирные сами не верят в религию. Это как работать актёром в реалити-шоу. Выучил сценарий в виде молитв, натянул на харю благообразную мину — и вперёд! Зато за стенами храма… Ты видел, в каких халупах живут люди? Да у них сквозь трещины в стенах руку можно просунуть! Бл*дь… Не жизнь, а сплошной бред.
— Понятно. Венчания тебе предлагать не буду. И детей крестить тоже, — как бы сам себе сказал Ян.
Параша не ответила, только зевнула и прикрыла глаза.
Уже в постели, после лёгкого перекуса и горячего душа, она спросила:
— Что, и приставать не будешь?
— Спи давай! — скомандовал Ян и натянул одеяло на Парашин нос.
Эта ночь стала самой счастливой за последние месяцы.
***
Параша, вернувшись в квартиру Яна, внезапно ощутила себя слабой женщиной. Такое бывает: сначала ты «свой парень» в компании, машешь кулаками и ругаешься, как сапожник, а потом вдруг понимаешь, что кто-то просто взял на себя часть твоего груза. И теперь ты можешь лететь, а не ползти.
Ян не пустил возлюбленную одну в общежитие. Он вообще говорил, что не обязательно туда идти, но Параскева настояла: телефон в тумбочке остался, кое-какие личные вещи…
Пожитков с момента её переезда в общежитие заметно поубавилось. Кое-что она сгоряча выбросила, остальное испортилось само или его помогли испортить. Оказалось, что возвращению домой подлежат только пара ежедневников, ноутбук и телефон. Подушку, которая слишком много знала о Парашиных слезах, пришлось выкинуть.
Стоило зарядить и включить мобильник, как позвонила заплаканная сестра и сказала, что Антон и Алевтина Сергеевна, свекровь, требуют, чтобы Тоня оформила половину квартиры на мужа, иначе их семейное корыто развалится.
— Полквартиры на дармовщину захотел? Су-у-ука! — прорычала в трубку Параша. — А ты что ответила?
— Я… Я не знаю… — простонала сестра.
— Ну, ты же понимаешь, зачем всё это делается?
— Думаешь, он меня бросит?
— А иначе зачем ему полквартиры?
— Блин… — пропищала Тоня. — Кажется, я его больше не люблю… Ведь, когда люди любят друг друга, они счастливы,
