пространство не обусловлено лишь единичной её формой, а может разделяться, например, на виртуальное и реальное, а также в себе и вовне.
Раз социальное есть пространственное, тогда власть есть полномочие на организацию пространства; здесь власть наделяется силой самого пространства, однако полномочиями на обретение власти маг обладает не в силу пространственных, т. е. социальных причин, а в силу собственной свободы становления. Поэтому хоть власть и проистекает в пространстве, но ответственность за обретение власти берёт на себя время: пространство не утверждает полномочия власти так как для этого оно должно существовать во времени, а значит получается, что маг тем и занимается, что утверждает это самое пространство во времени, и тем искуснее его утверждение, чем в большую часть пространств проистекает его власть.
Закон, что в действительной мере выверено, хоть и обладает свойством терпеть крах во времени, но никогда, если был утверждён на основаниях выше себя самого, не может кануть в небытие. Всякий закон существует в пространственном хаосе, маг как законодатель лишь соединяет значимые для него пространственные положения и утверждает их в мире как действующие, и лишь в силу утвержденных законов в мире, во времени проявляются следствия, которые не могли существовать в силу законов царивших ранее, и чем радикальнее принимаемый магом закон, тем многовероятнее, что тот будет противоречить великому множеству законов установленных природой, или иным властным субъектом.
Природа как извечное становление власти отграничивает собственную свободу становления, тотальность её проистечения нивелируется её замкнутостью. Сила природы есть властвование в себе как утверждение себя как закона. Этот политический субъект за неимением возможности выйти из ограниченности, и в то же время из вечности собственного утверждения не позволяет перейти во властвование иных категорий пространств чем пространства себя-самого-закона. Как следствие из этого мы имеем неограниченную множественность пространств социального бытия, в которых можем подчинить природу собственной пользе, то есть заняться своего рода манипуляцией. И не стоит ограничиваться только этим: вариативность исхода свободы проистечения собтвенных законов в инаковых формах пространств не только утверждает себя во времени где не властвует природа, но и в вечности, которая всецело принадлежит человеку как союзник, освобождённый из плена Природы. Эта же вечность позволяет вносить в структуру власти природы человеческий закон, и эта же вечность освобождает человека от власти природы. Само время выступает против тотальности природы как правящего субъекта, обращаясь к человеку как управителю пространств. Это же безвластное время, стремящееся избавиться от гнёта природности, не имеет в себе пространства, то есть социальности, так как оно есть Одно, но такое Одно, которое по какой-то причине находит человека более достойным к управлению собой.
В этой связи можно понять, что человек образован в своем происхождении пространственно, а не временно, то есть человек исходит не только как социальный, но и как сам закон, как пространственный принцип, как само пространство, но такое пространство, которое самоформирует себя в процессе собственного временного становления. Человек есть маг времени, так как его тождественность времени вышла из закона, которым сам человек был утверждён в социальности; одинокий человек самосоциален времени, и именно в этом случае время выступает с ним в прямые отношения, в чём и заключается секрет магии.
В этом же заключается и основной секрет Дразара: подлинный человек выступает в прямое отношение со временем, где сама структура этого самого времени выражается в рунической форме, включающая в себе себя и как язык очеловеченным Духом, и как сам континнум, а по тождеству и само человеческое становление. То есть в Дразаре заключается некоторый мир игрока как Мира по отношению к которому выступает его самотождественный времени субъект в социальном бытии, а потому, раз первый игрок есть Мир, то есть Дразарер, то вторым игроком выступает сам Мир дразарера, который играет как его оппонент и собеседник параллельно прежде всего потому, что такая игра не является азартной в том самом смысле, что комбинаторика ключей прежде всего определена очеловеченным Духом и социальной, переплетенной с собой же как тождественного человека, а потому выступающего против Природы своей одиночностью. В этом смысле мы наделяем наш Мир языком, в котором Мир понимает, что в игре он как бы выступает не как сам Мир, а как Природа Мира, то есть как Субъект, которому в контексте идеи игры приходится играть от Имени его противника и по правилам того языка, посредством которого сам Мир вышел с нами во взаимодействие. В этом смысле понимаемо, что во взгляде наблюдающего со стороны игрока предстаёт картина, как некоторый человек вступил игру с собственными архетипами, которыми он составил себе комбинацию используемых для игры рун (или карт…). Значит в том самом смысле, в котором не участвующие в игре игроки и участвующие в игре игроки понимают суть того, кто есть “противник-противник”, а кто есть “я-противник”.
Такая разница в противопоставляемых отношениях обеспечена тем фактом, который подтверждает в принципе суть отношения к чему-то; само отношение к некоторой стороне как само по себе обладает разницей в символической интерпретации не в смысле её вольности в реинтерпретации самой себя, а в смысле, что разная степень ролевого положения формирует иной символический ряд, чем с ряда некоторой иной данности. Потому находящийся субъект как не-игрок наблюдая за игроком может представить не только свою точку зрения, но и точку зрения другого игрока, и самому став другой стороной в игровом пространстве сравнить состояния игры и не-игры. Учитывая это отношения “ты-и-я=игрок” и “ты и ты = игроки” утверждаю, что обозначают они лишь структурную разницу восприятия Себя как участника и Себя как наблюдателя, но в это же время и утверждаю, что сама суть реальности меняется при разнице в действии, то есть участия или наблюдения.
Установив, что участник от наблюдателя наблюдаются образом связанным с разницей понимания пространства перенесёмся обратно в Дразар, в которой понимаем, что открывает нам глаза на разницу в отношениях связанных с восприятием структур (как игрок, как наблюдатель, как наблюдатель над наблюдателями и игроками) сам Язык игры, объединяющим в себе несколько структур восприятия, где в результате Дразара Языком игры выступает Сам Мир. Сам Мир есть Язык, который воспринимают разные отношения к Нему. Подлинно получается, что Мир не только является участником игры, но и его Языком, которым он распространяется во внеигровое пространство и являя собой доказательство межпространственной разницы восприятия смыслов. Интересен здесь не только самосознающий игровой Дух распространяющийся на пространство социума, и не только факт того, что Дух от одной точки пространства до другой перемещается подобным току в пределах единой батареи, но и то, что Мир
