Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87
землю Рязанскую съ великою яростию, и грады ихъ разбивающе, и люди секуще и жгуще, и поплениша ю и до Проньска. И придоша окаянніи иноплеменицы подъ град ихъ столный Рязань месяца декабря в 6 денъ, и острогом оградиша его, князи же Рязанстіи затворишася во граде съ людми и крепко бившеся и изнемогоша. Татарове же взяша градъ ихъ Рязань того же месяца въ 21, и пожгоша весь. А князя великого Юрья Ингваровича убиша, и княгиню его и иныхъ князей побиша»[221]. Информация о гибели всей семьи князя Юрия присутствует и в Типографской летописи[222].
В свою очередь, мусульманские и китайские хроники, содержащие сведения об осаде и взятии Рязани объединенными силами Чингизидов, не упоминают о полевом сражении монголов с рязанскими дружинами, а также ничего не говорят о судьбе Юрия Ингваревича, равно как и о других представителях рязанского княжеского дома[223]. Вышеуказанные разночтения в источниках свидетельствуют о том, что сообщения о событиях начального этапа монгольского нашествия на Русь, доходившие до основных центров летописания во второй половине XIII–XIV в., носили отрывочный и противоречивый характер, что еще более затрудняет реконструкцию реально происходивших исторических событий. Вместе с тем, учитывая значительные аналогии в описании начального этапа военной компании монголов 1237–1238 гг., присутствующие в хронике Рашид ад-Дина и «Юаньши», с информацией, содержащейся в ранних русских летописных сводах, наиболее вероятной представляется гибель семьи Юрия Ингваревича при взятии монгольскими войсками административных центров княжества – Рязани и Пронска.
В январе 1238 г. в битве под Коломной погибает еще один представитель рязанского княжеского дома – Роман Ингваревич[224]. Таким образом, в результате зимней кампании монгольских войск (декабрь 1237 – январь 1238 г.) Рязанское княжество подверглось полному военному разгрому, сопровождавшемуся гибелью значительной части политической элиты, включая представителей правящей династии. Данное обстоятельство делает актуальным вопрос об административно-политическом статусе и системе управления рязанско-пронских земель в начальный период ордынской зависимости (1238–1252 гг.).
А.Г. Кузьмин, проведя анализ летописных сообщений, относящихся к политической истории Рязанского княжества XIII в., пришел к выводу о легендарности сведений «Повести о разорении Рязани Батыем», относящихся к эпизоду возвращения князей Ингваря Ингваревича (ум. в 1235 г.) и Михаила Всеволодовича (погиб в 1217 г.) в Рязань и Пронск сразу после разорения княжества[225]. Опираясь на данный вывод советского историка, американский исследователь Ч. Гальперин, а также современный российский историк и археолог Г.А. Шебанин высказали предположение о непосредственном управлении рязанскими землями монгольской администрацией в первые 14 лет после нашествия[226]. В то же время отсутствие в источниках какой-либо информации, способной подтвердить вышеуказанную гипотезу исследователей, не позволяет принять ее в качестве установленного факта.
Согласно устоявшимся нормам древнерусской лествичной традиции наследования престола, после гибели правящего князя и его сыновей наиболее вероятным претендентом на рязанский стол являлся выживший в военной катастрофе сын Ингваря Ингваревича и племянник Юрия Ингваревича – Олег Ингваревич Красный, сообщения о котором сохранились в ряде летописных источников[227].
В «Повести о разорении Рязани Батыем» содержится информация как о гибели целого ряда рязанских и союзных им князей в битве с монголами на южных границах княжества, так и о якобы состоявшемся пленении и позднейшей мученической гибели Олега Ингваревича: «…И бысть сеча зла и ужасна… Ту убиен бысть благоверный князь велики Георгий Ингоревич, брат его князь Давид Ингоревич Муромсккий, брат его князь Глеб Ингоревич Коломенский, брат их Всеволод Проньской, и многая князи месныа и воеводы крепкыа, и воинство… А князя Олга Ингоревича яша еле жива суща… Царь Батый видя Олга Ингоревича велми красна и храбра и изнемогающи от великых ран, и хотя его изврачевать от великых ран и на свою прелесть возвратити. Князь Олег Ингоревич укори царя Батыа, и нарек его безбожна, и врага христианска. Окаяный Батый и дохну огнем от мерскаго сердца своего, и въскоре повеле Олга ножи на части роздробити. Сии бо есть вторый страстроположник Стефан приа венецъ своего страданиа от всемилостиваго бога и испи чашу смертную своею братею ровно»[228].
Рассматривая данное сообщение литературно-исторического источника, следует учитывать, что цикл повестей о Николе Заразском, в который входит и «Повесть о разорении Рязани Батыем», был создан в период жесточайшего военного противостояния Московского царства (включившего к тому времени в свой состав земли Рязанского княжества) с «татарскими» государствами, позиционировавшими себя наследниками Золотой Орды (Крымское и Казанское ханства). Сама «Повесть…» была написана автором (авторами) в панегирическом стиле с целью прославления династии рязанских князей и всех русских воинов, противостоящих военной угрозе со стороны степняков-иноверцев. В данных обстоятельствах вполне закономерно выглядит представленное в «Повести…» окончание истории «пленения» Олега Ингваревича как его мученической гибели за христианскую веру с отсылками к житиям раннехристианских мучеников.
Кроме того, идентичность описаний казни Романа Рязанского, содержащейся в Московском летописном своде, с аналогичным эпизодом «Повести о разорении Рязани Батыем», относящимся к гибели Олега Красного в ставке Батыя[229], свидетельствует о намеренном или ошибочном перенесении составителем «Повести…» событий, связанных с казнью в ставке хана Менгу-Тимура рязанского князя Романа Ольговича (1270 г.), являвшегося сыном Олега Ингваревича Красного, во времена монгольского нашествия.
Принимая во внимание вышеизложенные аргументы, а также учитывая сообщения ряда ближневосточных хронистов (Джувейни, Вассафа) о религиозной индифферентности и веротерпимости Бату[230], можно сделать достаточно обоснованный вывод о том, что сообщение литературно-панегирического произведения XVI в. о казни князя Олега Ингваревича в монгольском плену является позднейшей исторической легендой, не имеющей подтверждения в аутентичных эпохе письменных источниках.
Еще одним историографическим мифом, получившим широкое распространение в отечественных и отчасти в зарубежных исторических исследованиях, является тезис о продолжительном (по А.Н. Насонову, 10-летнем) «ордынском пленении» Олега Ингваревича[231]. Данный тезис основывается на отрывочном сообщении Лаврентьевской летописи, датировавшей возвращение Олега Ингваревича из Орды 6760 (1252) г. (без указания времени и обстоятельств появления рязанского князя в ставке Бату): «…Пустиша Татарове Олга князя Рязаньского. в свою землю…»[232], а также позднейших летописных сводах середины XVI–XVII в., прямо указывавших на длительный (14-летний) срок пребывания рязанского князя в ордынском плену: «Олега с собой сведе, а был 14 лет в Орде и прииде опять на свою отчину»[233].
Вместе с тем в более ранних летописях не содержится информации о столь длительных сроках пребывания в монгольском (ордынском) «плену» как рязанских, так и в целом русских князей на протяжении всего периода ордынской зависимости[234]. Данное обстоятельство позволяет поставить под сомнение достоверность сведений, присутствующих в Воскресенской летописи и родословных списках представителей московской аристократии, время составления которых приходится на эпоху, отделенную от описываемых событий тремя столетиями. В то же время
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87
