– Это хорошо! – отвечал Хол громче, чем Ханнаил когда-либо слышал от него. – Бери своих свирепых юных воинов, и ступай в Междуморье, и разори его. Сбрось семь богов семи городов и не давай людям ставить никого на их место. И начни с того, что Посередине, как бы он там ни назывался. И будь ужасным!
Исполнившись радости от такого приказа, Ханнаил простерся ниц на холодных камнях.
– Нет! – возразил Хол. – Если ты заставишь их поклоняться мне, они тоже станут моим народом. Терзай их от моего имени как тебе нравится, любым способом заставь их страшиться меня, но не делай меня их богом. Ты – мой избранник. Я обещаю тебе – твой род будет править Междуморьем доколе солнце движется по небу.
И так оно и вышло.
Ханнаил Холов сделался Ханнаилом Ужасным. Он повел своих варваров через перевалы. Первым делом он нагрянул в Утом, что Посередине, и превратил его в руины. Он лично разбил Карцвана на мелкие зеленые обломки, которые утопил в отхожих местах. Потом он прошелся по обоим побережьям, разрушив Кайлам, Иомбину, Ламбор, Дамвин, Илмерг, а также Майто, хотя и не обязательно в таком порядке. Страна Семи Городов стала страной без городов. Междуморье от берега до берега переполнилось плачем и стенаниями, и Страна Улыбок забыла, что такое улыбки. Страна Множества Богов превратилась наконец в страну без богов.
Такую историю поведал старый Омар, Омар Гильгаматарский, о котором я вам рассказывал.
Когда Омар замолчал, царевна вскочила в сильном гневе и крикнула, что истории хуже и порочнее она еще не слышала.
– Вот почему я никогда не рассказывал ее, – спокойно отвечал Омар.
Но царевна не утешилась. Плача, бросилась она к своему деду-царю, а ее плачущая свита – за ней. Перебивая друг друга, пожаловались они царю на гадкую историю, которую поведал им Омар. Царь согласился, что рассказ вышел неблагочестивый, дающий искаженное представление о деяниях богов. Он изгнал Омара из дворца, и с тех пор его никогда больше не видели в Гильгаматаре.
4. Интерлюдия
Рассказ менестреля был встречен удивленной и несколько напряженной тишиной. Ветер издевательски завывал в дымоходе и в лесу за стенами постоялого двора. Камин снова напустил дыма в комнату.
Старая дама покачивалась в кресле. С другой стороны от камина актриса склонила голову на плечо купцу. Возможно, ей было изрядно неудобно, но в конце концов это ее дело. Еще как ее.
Что печальнее, голова Фриды тоже покоилась на плече Фрица. Это плечо было побольше, хотя, несомненно, значительно жестче. Увы, похоже, она чувствовала себя вполне уютно и даже закрыла глаза. Фриц перехватил мой взгляд, обращенный на нее, и свирепо нахмурился.
Записка, которую я нашел в краюхе ржаного хлеба, лежала теперь у меня в кармане. У меня до сих пор не было возможности прочитать ее.
Красноглазый и не менее красноносый менестрель потряс свою кружку в надежде обнаружить там хоть каплю, а может, в надежде, что кто-нибудь обратит внимание на то, что она пуста. К концу рассказа голос его сел почти окончательно. Его можно было хоть сейчас брать и хоронить. Случись на дороге похоронные дроги, его бы приняли без расспросов.
Я одарил его благодарной улыбкой, хотя это потребовало от меня некоторого усилия. Неужели он правда считал, что мне требуется такая фора? Я заметил в глазах солдата циничную усмешку и понял, что тот думает точно так же.
– Если ты считаешь, что сможешь рассказать историю получше, майстер Омар, – безмятежно заметил он, – мне кажется, ты можешь начинать.
Компания ожила и зашевелилась.
– Странный выбор, признаться, – пробормотал нотариус рядом со мной. – Неописуемое изложение при достойном сожаления отсутствии поучительной морали.
Старая дама приоткрыла морщинистые веки.
– Не будем судить преждевременно! – сказала она. – Воздержимся от комментариев, пока не выслушаем другую историю. Можешь начинать, майстер Омар.
– Огонь требует дров, сударыня. Эй, трактирщик, налей-ка менестрелю кружку пива с пряностями и запиши на мой счет.
Фриц злобно покосился на меня и сжал кулаки. Потом встал и сделал шаг к огню.
– Запиши лучше на мой, – сказал купец. – Бедолаге это действительно не помешает.
Ай да Кошельки-Под-Глазами! Менестрель прохрипел что-то в знак благодарности.
– Не найдется ли у вас еще чашки вашего чая из трав, а, хозяйка? – попросила старуха. – А тебе, дитя мое?
– О да, благодарю вас, госпожа. – Может, у служанки нет имени, или ее хозяйка просто не позаботилась узнать и запомнить его? Плащ ее был тонкий и простой выделки. До этой минуты я не слышал ее голоса, да и лица почти не видел из-под полей шляпки. Я подозревал, что она простужена. А может, она просто была голодна.
Купец заказал еще пива себе и своей жене – если она и в самом деле была его женой. Нотариус порылся в своей котомке и сказал, что, возможно, и ему не помешает полкувшина легкого; при одной мысли о легком пиве мне чуть не сделалось дурно.
Фрида пошла приготовить чай и как бы невзначай коснулась моего плеча. Даже разливая пиво, Фриц не забывал следить за нами. Я нащупал записку в кармане – собственно, в его кармане, поскольку на мне была его куртка. Что за послание передала мне его сестра? Веселье и юмор, выказанные ею в прошлое мое посещение, куда-то делись. Неужели несколько месяцев в обществе этого мужлана могли так подействовать на нее? Или ее тревожило то, что я вряд ли продержусь эту ночь?
Жаль, что мне нечем скрасить ее жизнь. Как говорил мой старый друг Благонрав Суфский, сколько бы ты ни знал, для тебя в этом может быть гораздо меньше радости, чем для остальных. Что-то он еще говорил на эту тему, не помню только что.
– Ханнаил Ужасный родил Ноннила, – сказал я. – Ноннил родил Гросаля Жестокого. Гросаль…
– Мы еще не готовы! – перебила старуха. Она пребывала не в лучшем расположении духа, что неудивительно, учитывая выступление менестреля.
– Собственно, я еще не начал, – возразил я. – Я просто готовлю почву. Междуморье оправилось немного от первого потрясения. Конечно, от городов осталось лишь жалкое подобие былого величия.
– Неужели мы не можем выбрать рассказ повеселее? – простонал купец.
Я только улыбнулся ему.
– На трагедию надо отвечать трагедией, ибо как иначе сравнивать их? Так вот, Кайлам пятьдесят лет спустя… Можете вы представить себе пятьдесят лет правления северных варваров? Ужасных светловолосых дикарей?
Как раз в это время рядом проходил Фриц с большим медным кувшином, и на какое-то мгновение мне показалось, что он собирается опустить его мне на голову. Фрида бросила на меня тревожный взгляд, как бы предупреждая, что его обещание убить меня – не пустая угроза. Впрочем, это я знал и сам.