все как-то изменилось. Мама учила меня латинскому языку, Агравейн по-прежнему рвался «помогать» мне в занятиях с оружием. У него в руках оружие представлялось легким и сверкающим, а мне казалось грубым и тяжелым. Я много ездил по острову, отрабатывал свой собственный стиль боя верхом. Агравейн по этому поводу наорал на меня, упирая на то, что я должен его слушать, а не заниматься всякой ерундой. В общем, жизнь, казалось, постепенно вошла в привычную колею. Но на самом деле все стало иначе. Привычные вещи словно окутались легкой тенью и выглядели странными. Я заключил договор и постоянно помнил об этом. Во мне словно посадили семечко, и теперь, просыпаясь по ночам в окружении спящих ребят, я прислушивался к себе, не прорастает ли оно там, в глубине моего тела, готовясь расцвести каким-то фантастическим черным цветком.
Агравейн ничего не замечал. Когда нам случалось подраться, я уже не лез на рожон, а он сдерживался. Я больше не хотел защищать какую-то абстрактную непонятную мне честь. Она принадлежала миру короля Лота, миру брата Агравейна. А в моем мире места для таких вещей не находилось.
А вот Медро заметил изменения почти сразу. Я начал ловить на себе его растерянные взгляды в самый неподходящий момент, например, посреди какого-нибудь разговора или игры. Я ждал, что однажды он задаст прямой вопрос. Интересно, что я отвечу.
К восьмому дню рождения Медро король Лот предложил ему выбрать в королевских конюшнях любого пони. Я пошел с ним, собираясь помочь ему с выбором. Когда король Лот объявил о подарке, Медро очень разволновался, но по дороге к конюшням успокоился. Мы вместе осмотрели пони — все они были мелкой лохматой породы, распространенной на северных островах. Я постарался тщательно обсудить достоинства и недостатки каждого животного. Мордред с серьезным видом выслушивал мои рассуждения, а потом, когда я осматривал ногу одного пони, вдруг спросил:
— Что-то не так, Гавейн?
Я вздрогнул и, стоя на коленях, повернулся к нему.
— Да нет, с ногами у него все в порядке. А вот холки почти совсем нет…
— Я не про пони. Я про тебя… — как-то растерянно произнес братишка.
— Про меня? Да что со мной сделается? С чего ты взял, что со мной что-то не так?
Он стоял лицом ко мне в пыльной конюшне, серые глаза смотрели на меня с тревогой. Солнечный свет играл на его волосах, — единственное яркое пятно в этом месте. Братишка выглядел слабым и невинным.
— Ты стал странным, — с опаской, словно боясь меня обидеть, сказал брат. — Если тебе надо идти, ты иди…
— Ты же знаешь, я люблю ездить верхом, — я улыбнулся. — А теперь у тебя есть свой пони. Хочешь, будем ездить вместе?
— Я не об этом. — Голос Медро звучал слабо и немного дрожал. — Просто все лето ты был здесь, даже когда уезжал с королем и Агравейном, а теперь… теперь… — Мордред закусил губу и отвернулся. — Теперь тебя словно нет. Ты ушел. Я больше не могу с тобой разговаривать даже когда ты со мной.
— Не понимаю я тебя, — сказал я как можно беспечнее, хотя прекрасно понимал, что он пытается сказать.
— Помнишь, ты подрался с Агравейном? — чуть не плача, спросил Медро.
Я равнодушно пожал плечами.
— А после этого что-то случилось. И ты… ты словно ушел от всех.
Вот ведь наблюдательность! Действительно, иногда я начинал видеть окружающее словно издалека, а вместо своего собственного лица обычно носил такое выражение, которое больше всего напоминало маску… Пожалуй, он правильно сказал: «Ушел».
— И еще… ты теперь не ходишь к Ллин-Гвалх.
Я подумал о Ллин-Гвалх, о водорослях, блестевших на камнях, о каплях тумана и брызгах волн на замшелых валунах. «Таким местам нечего делать в этом мире, — мелькнула мысль.
— Это была детская игра, — спокойно ответил я. — А теперь я вырос. Теперь мне не до игр.
— Но ведь что-то же случилось? — Мордред подался ко мне и схватил за руку. — Расскажи, что это было?
— Зачем тебе знать? — Я посмотрел на братишку так, как мог бы посмотреть ястреб на малую пичугу.
Он ответил долгим взглядом исподлобья, а потом вдруг обнял, уткнувшись лицом в плечо. Мне стало горько. Я ничем особенным не заслуживал ни его любви ко мне, ни доверия, и теперь, когда я потерпел поражение на том пути, по которому ему предстояло идти, теперь я заслуживал этого еще меньше, чем когда-либо. Я не мог больше врать ему. Слишком долго я притворялся. Я ведь никому не говорил о том, что случилось на самом деле.
В самом деле, я внезапно почувствовал, что слишком долго жил притворством. Я никому не рассказал о том, что произошло, и я был один, тренировался, ел и спал рядом с другими мальчишками, делал вид, что такой же, как и они. И постепенно во мне рос протест. Сейчас он стал невыносимым. Я должен рассказать Медро, и хотя бы тем отплатить ему за доверие. К тому же мне казалось, что брат сможет меня понять.
— Я просил леди Моргаузу научить меня колдовству, — совсем тихо, только для него, прошептал я.
Медро вскинул голову и широко распахнутыми глазами уставился на меня. Я обнял его за плечи. Мы оба молчали.
— Зачем? — спросил он наконец.
— Затем, что мне не стать воином, — с досадой ответил я.
Он немного подумал и протянул задумчиво:
— Интересно… А как ты думаешь, я могу научиться колдовству?
Теперь уже я опешил. Ощущение было такое, будто конь двинул меня копытом в живот. Нет, только не Медро! Передо мной стоял будущий светлый воин, как раз такой, каким бы хотел стать я сам, — ни тени высокомерия, но гордый, воинственный, но не жестокий, настоящий сын короля и брат Агравейна. Я не хочу вести его за собой во тьму. Нельзя допустить, чтобы они с мамой столковались.
— Нет! — решительно произнес я.
— А почему?
— Это не для тебя! Ну… это неправильный путь, совсем неправильный.
— Но ведь мама — ведьма, и ты станешь магом. А почему мне нельзя? Я тоже хочу владеть магией.
— Леди Моргауза — это совсем другое дело. А я… мне пришлось. Но это вовсе не для тебя, Мордред!
— Да почему?
