Начался коронационный обряд. Брат Литон читал литургию быстро и профессионально, помахивая отобранным у Бейдара кадилом. Окуривал меня дымами, задавал вопросы. Я отвечал. Набат болезненно отдавался в ушах. Под меховой мантией было жарко.
И вот свершилось. Литон подал мне корону. Я принял ее и надел на голову без особого пафоса. Она была маловата, и я подумал мельком, что слесарю стоило бы расковать и слегка увеличить обод.
Толпа, глухо шумевшая доселе, резко смолкла.
— Восславим же нового императора Торнхелла-Растара! — вскричал Литон. — Восславим же новую династию! Помощь страждущим и великая справедливость — вот новое лицо императорской власти Санкструма!
Вдали раздались глухие разрывы.
Мои пушки в старом порту ударили по высадившемся отрядам Варвеста. Я заманил экспедиционный корпус в ловушку, дал ему высадиться в месте, как они полагали, вполне безопасном, и сейчас восемь пушек под руководством Фалька Брауби били в солдат Адоры прямой наводкой.
Итак, под первые звуки канонады я стал императором Санкструма.
Глава 7
С особенной силой ударили колокола, толпа взвыла. Начались овации. Я взмахнул Большой печатью и поднялся с трона. Сцепить бы еще руки в замок и потрясти ими над головой, или показать «виктори», но народ не поймет. А вот поклониться толпе — следует, это по коронационному уставу. Это я и сделал, отчаянно потея под меховой мантией и надеясь, что корона не слетит с головы. Она удержалась, что было, несомненно, великим знаком благоволения небес. Толпа снова взволновалась. От нее накатывал почти видимый энергетический прилив. Он делал тело невесомым, и мне казалось, что овации запросто сдуют меня со ступеней храма. Я подумал, что для политиков подобные чествования сродни тяжелым препаратам, с которых — стоит лишь привыкнуть — черта с два слезешь.
Теперь краткий церемониал присяги, которую принесут свежему монарху те из дворян, что присутствуют на коронации. Тем, кто откажется стать на колено и принести клятву… Нет, головы таковым не рубят, но они покажут свое лицо и перейдут в конфронтацию с правящим домом, что может привести… к серьезным последствиям.
Я напряженно ждал. Один за другим присутствующие дворяне начали опускаться на правое колено. Первыми это сделали, разумеется, Великие, за ними — Умеренные, сгрудившиеся вокруг носилок с Трастилом Маораем. Простые колебались, переглядывались. Наконец, кто-то — видимо, нынешний глава, заменивший Таренкса Аджи, отдал приказ, и они, словно заводные куклы, опустились на правое колено все сразу, одновременно. Я выслушал слова хоровой клятвы, милостиво кивнул, а ноги сами рвались побыстрее сбежать, ибо грохот в старом порту продолжался. Пушки били теперь вразнобой — как видно, зарядные команды, которые натаскивал Брауби, были разной степени расторопности. Нет, черт — это корабли экспедиционного корпуса принялись месить ядрами прибрежные улицы Норатора!!! Стреляют в ответ, пытаются накрыть мои огневые точки!
Спокойно, Торнхелл. Ты все предусмотрел. Спокойно! Ты предусмотрел даже то, что солнце продырявило облако и кинуло явственно видимые лучи прямо на Каменный трон, хотя это, конечно, чистая случайность, но в такие мгновения все кажется промыслом небес.
Кот вскочил и заходил у ног. Шум толпы его не пугал совершенно, а вот мое состояние он считывал на лету.
Дворяне произносили выспренные слова клятвы. Шептал, глядя на меня с лютой злобой единственным глазом, даже перемотанный грязными бинтами бык — Трастилл Маорай.
Хоровая клятва завершилась, дворяне встали. Прекрасно! Теперь они связаны клятвой с новым главой Санкструма, пойти против которого — бесчестье. Даже если ситуация качнется в пользу Варвеста, они будут держаться моей стороны. Во всяком случае, большинство будет это делать, ибо слова чести здесь — не пустой звук.
Именно сейчас, с этой минуты, я мог считать явный конфликт с фракциями дворян временно исчерпанным. Следующий этап начнется, когда я сделаю дворян податным сословием, ибо налоги… да, налоги должны платить все, но богатые — в особенности.
— Славься император! Славься император! — надсаживаясь, вскричал брат Литон.
Толпа ответила шумным одобрением.
Обычно после этого должны были бы начаться трехдневные торжества, но обстановка, скажем так, не располагала.
Я откашлялся, поднял руку, призывая к тишине, и громко, без запинки, произнес заготовленные вчера слова — о вторжении Варвеста, о необходимости защиты рубежей, о том, что сейчас господин император направляется оборонять речные пристани, куда идут суда с войсками Рендора. Толпа внимала, гудела, я дирижировал ею настолько умело, словно всегда этим занимался, хотя — уверяю — именно сейчас это было несложно.
Закончил я так:
— Но прошу вас еще о внимании, граждане Норатора. Сейчас я уйду, но брат Литон — новый епископ Церкви Ашара, останется с вами, и прочтет мудрые слова о новой политике церкви! О бедности и смирении! О том, как ныне будет управляться наша великая церковь, о том, как ныне изменится для вас, простых людей Санкструма, жизнь!
Затем я совершил Знак Ашара, который репетировал перед зеркалом несколько дней.
Литон кивнул благодарно. На бледных его щеках пылал туберкулезный румянец.
Я положил руку на хилое плечо клирика.
— Брат Литон!
Толпа расшумелась. Я подумал: известие о том, что народу больше не придется платить церкви десятину, вознесет Литона высоко. Уменьшение налогов и поборов — вот те шаги, которые всегда — всегда! — давали политикам огромную популярность, а брат Литон ныне — такой же политик, как и я.
Все, мавр свое дело сделал. Передохнуть бы, да некогда. Я сделал шаг назад, отступая в тень портика.
Голос Алого раздался над ухом:
— Кардинал желает говорить с вами!
Вот как? Неужто пошел на попятный и хочет сообщить мне что-то важное?
Зря надеялся.
Как Роберт де Ниро в роли Крестного отца — он решил сделать мне очередное «Предложение, от которого невозможно отказаться».
Я прошел внутрь Храма, зажав корону под мышкой. Кот наладился следом, но я цыкнул, и он послушно остановился на пороге, принюхиваясь тревожно. Это на Земле кошкам дозволено входить в храмы многих конфессий, а как здесь — не ведаю, не хватало еще прилюдно осквернить главное святилище. Вот этого мне точно не простят и уж точно запомнят в день коронации.
Переступая мертвецов, я поймал себя на мысли: а ведь привык, здорово привык уже к покойникам. Нет больше ни страха, ни отвращения, ни даже сочувствия — если не знал покойника при жизни. Нет — и все. Огрубел ты, братец, впрочем, это вот огрубение на пользу, потому что без толстой шкуры в местных реалиях можно быстро кончится от стресса.
Кардинал был у алтаря, кто-то из обслуги принес ему низкий позолоченный стульчик и он сутулился на нем, сунув острые носы своих сапог в световое пятно на мраморном полу. Я увидел, как подергивается склоненная голова. Бедный злой человек.
