я все время поддавался ей, и Кира еще больше злилась. И мне это очень нравилось. От игры у нее запутались волосы, и она иногда их поправляла. Она была такой… естественной в своих жестах. Было бы странно, если бы мы на прощание не поцеловали друг друга. Ведь нам было хорошо вместе.
Я разволновалась.
Потому что секс — это секс, а поцелуи — это поцелуй. Именно на краешках губ живет наша душа.
— А потом все было как-то странно: и быстро, и медленно одновременно. Я не могу описать то, что чувствовал, потому что ничего подобного раньше не испытывал. Это была и любовь, и не любовь одновременно. Я не знаю, что это было и зачем она тогда села ко мне в машину, но я был очень счастлив. Я был сказочно счастлив.
Я на миг закрыла глаза и вспомнила, каково это — быть счастливой. Это такое состояние, которое стоит сохранить в памяти, как любимый свитер. Положить его в комод и ждать момента, когда снова выпадет возможность надеть. Да, счастье нужно хранить.
— Мы стали встречаться. И через неделю этот момент настал: Кира отдала мне свой мир полностью, — Миша смотрел на меня совершенно блаженным взглядом. То ли глинтвейн, то ли первый снег, но я ему очень верила. — Была очень хорошая погода. Я забрал ее после занятий в университете, и мы поехали гулять в парк. Потом пошли в кино, но фильма оказалось мало. Я все время держал ее за руку и думал о том, что скоро увезу оттуда и буду обнимать до полусмерти. Так и вышло: я повез ее в гостиницу. Наш номер был очень красивым. Было очень тихо, до такой степени, что я слышал, как движется воздух. Мы долго целовались, а потом я выключил свет и начал раздевать ее. Совершенно обнаженная, она легла рядом со мной и, обхватив мою шею руками, сказала; «Я хочу, чтобы именно ты был моим первым мужчиной». Я, конечно, предполагал это. И теперь, когда знал это точно, до меня вдруг дошло: надо же — это моя девочка выбрала меня, не я — ее. В одно мгновение мы поменялись местами. Теперь мне было восемнадцать, а ей — намного больше.
— Простите…
Я вздрогнула. Совершенно неожиданно, словно привидение Каспер, перед нами возник официант.
— Простите, но вы уже единственные посетители. Вам что- нибудь нужно?
Я отрицательно замотала головой. Хотелось слушать дальше. В зале звучал Blessed Элтона Джона. Я уже давно превратилась в сгущенку.
— Какая приятная неожиданность. Теперь эта песня будет у меня всегда ассоциироваться с тобой, — сказала я.
— Хороший выбор.
— Так, а что было дальше?
— Дальше я боялся потерять ее. Когда мы расставались, я переживал, что это была наша последняя встреча. Когда я просыпался по- еле любви с ней, то первым долгом проверял рукой, на месте ли она. Когда Кира звонила, боялся, что будет прощаться со мной. Подъезжая за ней в университет, боялся увидеть ее с молодым человеком… Мы были вместе, кажется, все время. Никогда еще прежде я не получал такой радости от секса. Я хотел дать ей все, что мог дать. Самое лучшее, что есть в мире. Я бесконечно трогал ее, любовался ею, купался в ней. Она была самой восхитительной, самой настоящей женщиной в мире. Мы, конечно, скрывались. Однажды она сказала мне: «Знаешь, мой отец вряд ли одобрит все это». А я ей ответил: «Моя жена, наверное, тоже». И я готов был уйти из семьи, но, с другой стороны, я понимал, что слишком стар для нее. И Кира никогда ничего не просила. Только изредка, лежа в кровати, она говорила: «Как ты думаешь, что это с нами происходит? Это по-настоящему?» — и прикладывала мою ладонь к себе на грудь, там, где сердце. А я всегда отвечал: «Я люблю тебя». Кира на это улыбалась и говорила: «Тогда все остальное не имеет значения». И никто по-прежнему не знал. Но даже так мы были очень счастливы. В нашей истории не было драмы и надрыва — это было спокойное, красивое счастье, которое длилось ровно год. Потому что мы ничего друг от друга не требовали. А потом…
Я затаила дыхание. Мы все еще были единственными в ресторанчике, и я молила Бога, чтобы никто не нарушил этот момент откровения.
— А потом ее отец все узнал. Он увидел нас, когда я забирал ее из университета. И это было ужасно. Он не кричал, не ругался. Только очень зло
произнес: «Как ты мог? Это же моя дочь». — «Но я люблю ее», — это все, что мне пришло в голову ответить в свое оправдание. «Иди в задницу», — сказал он и посмотрел на меня так, как будто бил ногами по почкам. Я собирался все объяснить ему позже, но не вышло. Через пару дней Кира сама приехала ко мне и сказала то, чего я так боялся: «Нам нужно расстаться». Я потом звонил ей по двести раз на день, но она не брала трубку. Все емейлы были без ответа. Я смог отпустить ее только через полгода. Тогда же я узнал, что она уехала учиться в другую страну… Нужно было ополоснуться в холодном душе и жить дальше. Но все уже казалось совсем другим. Я честно признался жене, и мы развелись — быстро и без сомнений. Мне не
хватало Киры, и время совсем не лечит… На каждой улице я хотел ее встретить и, как тогда, открыв дверь, подвезти, — Миша отвернулся к окну и снова закурил. Господи, как же много он курил. — А спустя какое-то время ее подруга позвонила мне и сказала, что Кира… умерла. Ей делали какую-то операцию по женской части, и она не вышла из наркоза. Это был такой шок, что долго не верилось. Я провалился и пил без остановки. А потом ко мне пришел ее отец. Мы уже давно не работали вместе. Он был таким несчастным и убитым горем, как и я. «Моя девочка умерла», — сказал он. «Моя тоже», — ответил я. Он обнял меня, и мы плакали навзрыд. Я так никогда не плакал: ни до, нй после… Сейчас уже намного лучше. Мне повезло быть по-настоящему счастливым целый год подряд — не каждому это выпадает. Мы были счастливы. Но иногда, когда иду по улице, кажется, что сейчас выбежит Кира — в синей юбке и черных перчатках…
Воздух застрял у меня в горле, и стало трудно дышать. Клянусь, я не
