Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 104
– Мы одежду гражданскую сдавали, – не обращая внимания на сержанта, продолжал москвич. – Стоим рядком у склада, прапор по одному запускает, туфтяк гонит: мол, все запакуем и по домам отошлем. А у ворот «деды» собрались, отнимают у нас гражданку, кто артачится – в морду. Голубев подошел и тут же в пятак схлопотал: кроссовки отдавать не хотел. Кроссовки, товарищ старший лейтенант, хреновые, одно только название. А Голубев уперся рогом: не сниму, и все тут. Ну ему еще разок торец шлифанули. Тогда он лапищами за железяку какую-то схватился, вырвал ее с мясом и пошел «дедов» гвоздить! – От восторга Скуридин даже проиллюстрировал свой рассказ размашистыми жестами. – По хребтам, по чайникам… Молотит, блин, всех без разбора. Куликово поле… «Деды» пищат: «Скотина, нам же домой, а не в госпиталь!..» К прапору на склад ломятся! Прапор перепугался, никого не пускает, караул, – орет, – вызывайте. Слон носится, кричит: «Всем гробы красным обобью». Потеха! Насилу угомонился. Ну вот… Поуползали «деды», но пригрозили: «Вешайся, «дух», мы тебе этого не простим!» Мы в карантине курс молодого бойца проходили. Жили на первом этаже нашей казармы, да там и сейчас карантин…
Скуридин сделал паузу, давая понять, что переходит к самому интересному.
– Ночью пробралась компания «дедов» и к нам. Двери в карантине после отбоя запираются. С нами двое сержантиков только что из учебки и дневальный на тумбочке. «Деды» дверь долбают сапогами, вопят: «Отдайте нам этого Слона, иначе всех вас уроем». Сержанты, что салажата, испугались, дежурному звонить собрались.
– Ты, Скуридин, себя не забывай! – напомнил Серегин, пробравшийся поближе к командиру.
– Я про Слона…
– Сам уделался со свистом. Забился в сушилку! – перехватил повествование неуемный младший сержант Серегин. – Про челюсть сломанную что-то гугнил!
– Лажу прешь, Колян. Не было такого! – пытался перечить посрамленный Скуридин.
– Не впаивай старшему лейтенанту мозги! – оборвал его Серегин и перехватил эстафету. – Прут «деды», хай подняли, что дверь сломают. У нас душа в пятках. По рылу схлопотать не очень хочется. А Голубь в одних трусах по коридору рассекает, смотрит, как мы мечемся. Ходил, ходил, потом дневального с тумбочки снял. – Серегин переставил автомат, показывая, как это было. – Тумбочку приподнял, она здоровенная, не из фанеры, а из дерева, разогнался и ею в дверь! Точь-в-точь тараном…
– У меня был похожий случай! – неожиданно вставил Святой и усмехнулся. Вспомнился ему бравый солдат Швейк с его знаменитым: «Аналогичный случай был в нашем полку».
– Да ну! – искренне удивился Серегин. – Расскажите!
– Нет, давай ты до конца боевик свой доводи…
– Дверь Слон вынес! «Деды» врассыпную! Усекли, что тумбочкой по голове схлопотать – вовек не поправиться. Кому на дембель придурком идти хочется. Вот Вася и стал Слоном. – Серегин похлопал Голубева по плечу. – Строгий, но справедливый!
– Ты, Колька, про пчелок давай! – смутился укротитель «дедов».
– Офигели, зачем товарищу старшему лейтенанту стучать! – осекся Серегин.
– Давай выкладывай! Дорога долгая. Надо же мне знать, какими головорезами командую! – иронично заметил развеселившийся Святой. – Вот Голубева я дразнить уже не буду. Рэмбо!
Незаметно проснувшийся взвод собрался около своего командира. Солдаты сели в проходе, подложив под себя рюкзаки.
– Напился Серегин в увольнении, – нехотя начал Скуридин. – Вернулся в часть на полусогнутых. У КПП командир дивизии стоит. Сгреб Коляна, трясет: «Из какого подразделения? Позор! Пьяный спецназовец хуже свиньи…»
«Свинья – животное с наиболее развитым интеллектом, – авторитетно заметил Серегин. – Французы их обучают трюфеля рыть, а англичане на таможне наркотики искать натаскивают».
– Колошматит Коляна, – взахлеб тараторил Скуридин. – Посинел комдив от злости…
– Выбирай выражения, трещотка. О командире дивизии говоришь! – одернул Голубев.
– …А Серегин ему: «Мертвые пчелы не жужжат!» И все!
Взрыв хохота потряс мрачные внутренности транспортника. Громче всех гоготал сам Серегин.
Святой понимал, что должен сказать нечто назидательное о недопустимости пьянства в войсках, но сам смеялся до колик в животе. Отдышавшись, он все-таки выдавил:
– Попадешься, Серегин, я тебе лично клизму литров на пять ввинчу и в клозет сутки пускать не буду!
– Заметано, товарищ старший лейтенант! С киром завязал. У меня трагедия в тот «увал» приключилась…
– Трагедия? Трави про трагедию! – В предвкушении очередного прикола Серегина Святой подобрел. – Курите, парни, кому невтерпеж! Одну сигарету на троих, не больше.
Щелкнули зажигалки, в сумраке затрепетали язычки пламени.
– Подругу я снял. Посылали нас в подшефный детский садик заборы красить… Лафа и расслабуха. День бичевали, а как уходить – начальница пайкой угостить нас решила. Детки распущенные, кашки армейской не пробовали… Мы в столовку. Слон своим чебуреком в тарелку уткнулся, а я барышню кадрить!..
Слушатели притихли. Эту эпопею Серегин, видимо, выдавал впервые.
– Такой экземпляр! – с восторгом выдохнул младший сержант. – Двадцать восемь лет…
– Пенсионерка! – презрительно фыркнул Скуридин.
– Прикрой хлеборезку! – зашикали на него.
– Параметры по мировому стандарту: ноги от ушей, халат на груди не застегивается, глаза как триплексы. Я заторчал! Слон пайку детскую уминает, Пашка компота надулся и кемарит, а я цыпу обхаживаю! – чмокнул губами Серегин и сделал паузу.
– Ближе к делу, Колька! Конкретнее… – застонали ребята, предчувствуя развязку.
– Звали ее удивительным именем – Виолетта! «Павшая», между прочим, в переводе с греческого! – блеснул эрудицией Серегин. – Все в масть, пацаны, шло. Телефончик мне оставила, предупредила, что замужем. Но не стенка, отодвинуть можно. Короче, договорились: в «увал» очередной иду – сразу с ней контактируюсь! Слон, дай затянуться, дыхание сперло. Перехожу к драматическому финалу несостоявшейся любви… – Сержант облизал губы и пыхнул сигаретой, тяжело вздохнул. – Встретились мы в скверике. Время – полдень, впереди восемь часов сказки. Виолетта от меня балдеет…
– Во баки Колька заливает! – не выдержал кто-то накала рассказа.
– На скамейке впилась в меня! Клянусь, мужики, целует взасос, аж кислород перекрывает! Обмусолила всего. Потом говорит: «Пойдем к подруге. У нее муж водилой междугородных автобусов работает, сейчас в рейсе! На работу забегу, предупрежу напарницу, чтобы прикрыла, если мой благоверный названивать будет!» Братаны! Я горю! Такая женщина в руки плывет! Это вам не со шмарами подзаборными… «Подожди меня на скамеечке», – говорит. Я к ней: «Давай поцелуемся, любимая! Хочу сохранить вкус твоих губ, чтобы не умереть с тоски, ожидая тебя…»
– Во дает! Я – не Лермонтов, не Пушкин, я блатной поэт Кукушкин, – вставил Голубев с явным неодобрением.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 104
