Рядом с Сытиным на столе лежал мобильный телефон и открытый альбом с фотографиями. Здесь же стояли полная пепельница окурков, стакан с недопитой водкой и опустошенные бутылки. Неожиданный побег дочери и исчезновение алмаза напрочь выбили контрабандиста из обычной колеи. Он был пьян, нервно курил сигары одну за другой и разговаривал сам с собой, перебирая старые фотографии дочери:
— Совсем еще ребенок! Такие маленькие ручонки! — словно в дурмане повторял он.
Он смотрел на фото, где он был еще молодым офицером Советской армии, со своей маленькой дочуркой на руках.
— Сколько ей тогда было? А какие у нее большие глаза… — От количества выпитого его слова приобретали какую-то особую сентиментальность, отчего у любого случайного слушателя поневоле накатились бы слезы.
Даже зная его сумасшедший нрав и бесчеловечность, нельзя было обвинить его в жестокосердии по отношению к своему единственному и оттого горячо любимому чаду.
Подпирая рукой отяжелевшую от выпитого голову, растроганный отец бормотал:
— Доченька, ну зачем же ты так? За что? Я ведь любил тебя больше жизни, родная ты моя… — и по его щекам катились крупные слезы.
Он всматривался в каждую деталь на снимках, погружаясь в воспоминания, и при этом, размахивая рукой с дорогой сигарой, с ностальгическим чувством комментировал:
— Вот это, когда она подросла, и мы гуляли вместе по городу! А на этой фотографии нас снимали на фоне «Росвооружения»!
Он достал из альбома фотографию и, держа обеими руками перед собой, смотрел на дочь и объяснялся ей, как будто она сидела перед ним:
— Я ведь все это время для тебя старался, хотел обеспечить твое будущее… Я хотел только, чтоб тебе было хорошо! А у меня уже давно все есть, мне ничего не надо…
Удар кулаком по столу акцентировал монолог.
— Я бы всю эту вонючую страну давным-давно купил! — его глаза начали наливаться нетрезвой яростью. — Если бы нашел, кому перепродать подороже! — Выговорившись, он отложил фотографию и одним махом опустошил стакан. Затем, вспомнив о чем-то, набрал знакомый номер.
Делал он это уже тринадцатый раз за ночь, периодически звоня и уточняя, как продвигаются поиски, несмотря на позднее время. Пересматривая ее детские рисунки, которые вместе с фотографиями были в альбоме, он продолжал изводить себя:
— Оранжевое солнце… Синее море, кораблик! Ведь все это у тебя есть! Было?!
Чувство обиды от того, что дочь сбежала, и воспоминания разрывали ему душу. Теперь Борис был уже в том состоянии, когда люди ничего не стесняются. Он рыдал, не сдерживая всхлипов и болезненных стонов.
— Здесь я в камуфляже, а она — уже красивая, молодая и привлекательная девушка! В африканской саванне!
Сытин докурил сигару и, затушив окурок прямо об стол, потянулся к стакану. На этот раз от запаха водки его чуть не стошнило, но он все же осушил содержимое. Посмотрев на часы и прищурив глаза, он расплывающимся взглядом попытался определить — который час. В его глазах стрелки настенных часов раздваивались. С трудом сфокусировав зрение, он удивленно пробормотал:
— Черт возьми!? Восьмой час?
Вокруг была тишина.
— Уже утро… Я просидел всю ночь! — удивленно, заплетающимся языком произнес он, видя перед собой несколько пустых бутылок.
По коридору приблизился звук шагов. Секунда тишины сменилась стуком в дверь.
— Сэр, к вам пришли! — пропуская гостя в апартаменты владельца, доложил о появлении Краевского слуга.
— Ну как там, что слышно в этой чертовой стране? — спросил хозяин у стоявшего на пороге гостя и, не дожидаясь ответа, с недовольным видом продолжил: — Заходи, раз пришел. Чего стоишь?
Компаньон вошел в комнату и, оценив обстановку, присвистнул. Оказавшись в тяжелом сигарном дыму, он демонстративно зажал пальцами нос. Быстро подойдя к окну и одним движением руки отодвинув штору, открыл балкон. У него было хорошее настроение, и он с улыбкой на лице начал деловой разговор:
— Тебе нужен свежий воздух, дружище!
Хозяин молчал и, опустив голову, рассматривал какие-то надписи на обратной стороне фотографии. Блондин ходил по комнате, пытаясь привлечь внимание Сытина, но тот не желал реагировать. Тогда он хлопнул несколько раз в ладоши и раздельно произнес:
— А у меня хорошие новости!
Изображая из себя фокусника, Краевский незаметно достал и протянул хозяину принтерные распечатки котировок международных нефтетрейдеров. Но хозяин виллы посмотрел на него пустым взглядом и, отвернувшись, все в том же духе, громко посапывая, занимался своими делами.
— В связи с конфликтом в стране и взрывом нефтепровода… — несмотря на безмолвного, убитого горем собеседника, начал говорить Краевский, — цены, естественно, выросли до заоблачных высот. А так как каждый четвертый баррель нефти в ЕС поступал из Нигерии, и новые поставки поставлены под угрозу, то…
Взволнованный предстоящей сделкой блондин сделал паузу.
— Акции я купил еще вчера, а завтра — пик цен, будем сбрасывать! За сутки мы заработаем на этом шестнадцать миллионов долларов, если не больше! — с тревогой и уже немного недовольным тоном быстро проговорил Краевский.
Сытин не проявлял ко всему сказанному никакого интереса. Тогда блондин подошел к нему и бесцеремонно положил на открытый фотоальбом распечатки котировок. Отойдя на расстояние, закурил.
Хозяин такой выходки не ожидал, и это его взбесило.
— Да пошел ты со своими акциями! — крикнул он и запустил в гостя пустой бутылкой из-под водки.
Промахнувшись, он попал в стену. Осколки брызнули в разные стороны, и одним из них все же зацепило стоявшего там компаньона. На лице у того выступила кровь. Краевский раздраженно посмотрел на хозяина. Достав платок и прижав его к царапине на щеке, тоже прокричал:
— Да не переживай ты так из-за этого алмаза! Может, ты его в другом месте спрятал и забыл, куда положил?
— Ну ты и мудак! Я же из-за своей дочери! — дрожащим голосом сказал хозяин виллы, и, закрыв руками лицо, завыл от злости.
Ему было не по себе от того, что Краевский видел его в минуты слабости, но в этот момент он ничего не мог с собой поделать. Поднявшись, он перевернул стол, и все то, что на нем находилось, полетело на пол.
— В сейфе пропал не только алмаз, но и несколько пачек стодолларовых банкнот, а в придачу исчезли и кое-какие документы с «хвостами» оружейных сделок! — все еще в гневе прокричал хозяин и направился на балкон.
«Банкноты — это мелочь для него, а вот документы уже немного хуже, — рассуждал, присев в кресло, Никита Краевский. — И, конечно же, алмаз, и все остальное пропало в день ухода его любимой дочери, которая скорей всего сбежала со всем содержимым сейфа».
Он все больше убеждался в том, что алмаз у дочери хозяина.
