- Тогда доиграем в другой раз, - встаю, вращая плечами и хрустя позвонками. - А ты пока подумай.
- Когда мы доиграем? - вскидывается она. - Как запомним ходы? Давай доиграем сейчас!
- Я запомню. Собери фигуры и доску возьми с собой. Иначе дети растащат. - Забираю свою куртку, игнорируя протесты.
- Так когда? - Вскакивает она с кресла, идя за мной по пятам.
Наблюдает за тем, как я подхватываю с пола коробки, натягивая рукава свитера на ладони и переминаясь с ноги на ногу в этих вязаных розовых недоразумениях. Осматривается по сторонам, снова грустнея на глазах.
- В шесть вечера у меня занятия по самообороне, - говорю, удаляясь по коридору. - Приходи.
- Куда? - летит мне в спину.
- Спросишь у кого-нибудь.
Глава 12. Айза
Я не знаю, почему вечно выгляжу как испуганный кролик.
От досады мне хочется топнуть ногой.
Глядя в свои глаза, поправляю резинку хвоста на макушке, и разбрасываю волосы по плечу. Они вьются после двухдневной косы и закрывают половину моей груди. Я никогда не носила их распущенными.
Мое лицо выглядит по-другому.
Но все равно по-дурацки!
Насупившись, разглаживаю руками песочный вязаный свитер и отхожу от зеркала.
Я потеряла свою толстовку. В тот день.
Закрываю глаза и улыбаюсь, слушая нарастающий стук своего сердца.
Думаю, я могла бы попросить у него ещё одну.
Что-нибудь, хранящее его запах и тепло его тела.
Его тело… я знаю как работает мужское тело. Я даже представить смущаюсь, как это делает Максут. Делает ЭТО. Мои соски мгновенно напрягаются, по бёдрам стелится напряжение вперемешку с мурашками.
Боже мой.
Прячу лицо в ладони и делаю вдох.
Я не хочу оскорблять его такими мыслями, но просто не могу не вспоминать и не склеивать кусочки проведённых с ним минут в ужасно неприличную картину.
Я боюсь, что он узнаёт об этом и… это все испортит.
Нашу дружбу.
Мы ведь друзья?
Я не знаю! Не знаю.
Уже ничего не понимаю. Почему он возится со мной?
Его лицо, его голос, его мысли - мне интересно всё. И я хочу ещё.
Тяжко вздохнув, выхожу из ванной. Снимаю вязаные розовые носки и обуваю кроссовки.
- Куда ты? - слышу сквозь стрёкот швейной машинки и оборачиваюсь, вскинув голову.
Мать смотрит на меня, остановив работу.
Над её головой горит дополнительный светильник, волосы собраны в тугую косу. У неё нет седины, но много морщинок. Но они не от улыбок.
Она ждёт ответа, устало потирая рукой шею.
Мне кажется, последние дни она шьет без остановки. Сначала на работе, потом здесь, в нашей комнате.
Она не просит меня о помощи. Уже давно не просит.
Сегодня она купила мне телефон. Сжимаю его в своей ладони, решая уйти от темы.
Если скажу, куда я, ей это не понравится…
Ей не нравится все, чего она не понимает. Я не знаю, как говорить с ней о том, что меня волнует… она никогда меня не слушает. Никогда! А если и слушает, то её не на долго хватает. Она просто теряет интерес, продолжая кивать.
Из-за этого мои мысли всегда казались мне несущественными. Не… стоящими внимания…
Во мне сидит глубокая обида. Но не из-за этого, с этим я давно смирилась. А из-за того, что она сделала. Там, при всех этих людях…
Она никогда не просит прощения.
- Я тоже могла бы поискать работу, - говорю, игнорируя ее вопрос.
- Какую работу, Айза? - раздражается она.
Безостановочная трескотня швейной иголки возобновляется.
- Не знаю, какую-нибудь, - тихо говорю я.
- На работе работают, а не считают ворон.
Толкнув в горло ком очередной обиды, киваю.
- Я не считаю ворон, - говорю шепотом и выскальзываю из комнаты, прикрыв за собой дверь.
В коридоре второго этажа тёплый желтый свет, а за окном в конце коридора - первый снег.
В доме так тихо, будто все вымерли, хотя на часах только шесть вечера.
Спускаюсь по лестнице, заглядывая в гостиную. Там тоже никого. Из кухни тянет чем-то невообразимо вкусным. Свернув направо, подхожу к двери, ведущей в подвал. За ней деревянная лестница и яркий синеватый свет электрических ламп. Спускаюсь по ступенькам и толкаю первую дверь направо. Здесь есть ещё одна, но что за ней я не знаю.
Задержавшись на пороге, оглядываю просторное помещение.
Смотрю. Кусаю губу. Двигаюсь вдоль стены.
Это спортзал. В одном углу куча всяких штанг, тренажеров и боксерская груша, а в другом - спортивные маты и что-то вроде маленького ринга.
Припадаю плечом к стене, обняв себя руками.
Поднеся к губам кулак, прикусываю его, чтобы сдержать рвущийся из груди смех, но он всё равно прорывается вместе с воздухом.
Боже!
И это урок самообороны?!
- Дышать не забываем… - командует Максут, подняв на меня глаза.
Смотрю в них, пока он позволяет. Скользнув ими по моим волосам и ногам, отворачивается. Роняю руку и прижимаю к своему бедру, теребя ткань своих синих лосин.
Я чувствую, как все то, от чего я избавилась, пока добиралась сюда, возвращается с новой силой. Только теперь приправленное диким трепетом моего нутра.
Его голос отражается от стен. Они улыбаются, его глаза, как и их хозяин.
Он стоит, слегка расставив ноги и сложив на груди руки. Одетый в свободные спортивные шорты, кроссовки и… майку без рукавов… Я вижу его рёбра! И его бицепсы. Они рельефные, как гранит. Мне стыдно, так стыдно. Но глаза сами падают на то место, которое в его теле предназначено для продолжения человеческого рода. Свободная ткань шорт топорщится в этом месте, и мне становится жарко, как в аду!
Мне стыдно вдвойне, потому что пока я делаю это, у его ног в неимоверных потугах отжимается куча ребятни разных возрастов!
Девочки, мальчики и один совсем крошечный карапуз.
