радостно вскрикнул.
Рафаэль молча, почти бесстрастно принял безжалостный удар судьбы, глядя, как лопаточка из слоновой кости протянулась за последней его монетой.
Он вышел из Пале-Руаяля, как бы брошенный в пустоту, без надежд, без планов на будущее спасение. Улица Сент-Оноре, по которой он шел, была полна прохожих, беспечного говора и смеха. Он толкал встречных, не замечая их. Сквозь уличный шум он слышал только один голос – голос смерти.
Он вышел на берег Сены и остановился, оперевшись на парапет. Темные медленные волны уплывали под мост, утеряв всякую прозрачность. Они отражали ряды качающихся фонарей и казались похожими на мутные масляные пятна. Тоскливым холодом тянуло от воды.
– Неподходящая погода, сударь, чтобы топиться, – с ехидной насмешкой проворчала старуха в лохмотьях, глядя на него, – вода грязная, мутная, а уж холодная!..
«Старая ведьма, как она могла прочитать мои мысли?» – с тос-кой подумал Рафаэль и пошел дальше вдоль Сены, туда, где вдали виднелись туманные башни собора Парижской Богоматери.
Смерть на глазах у всех показалась ему отвратительной, он решил умереть ночью, в одиночестве, без случайных зрителей.
Он увидел, как из роскошного экипажа вышла молодая женщина. На миг из-под нарядной шляпки мелькнуло ее очаровательное личико. Он увидел ее стройную ножку, туго обтянутую белым чулком. Но прелестница тут же скрылась за дверями дорогого магазина.
«Что же, это не случайно, – с горечью, переходящей в застывшее отчаяние, подумал Рафаэль, – это прощание с жизнью, о которой я так страстно мечтал…»
Он увидел вывеску, на которой было написано «Лавка древностей». Вывеска эта сама по себе уже могла быть экспонатом музея, настолько ее состарил ветер, дожди и промозглая сырость с реки.
«Что ж, здесь я могу потянуть время и дождаться ночи», – подумал Рафаэль и с трудом открыл тяжелую громоздкую дверь.
В просторном зале его встретил рыжеволосый приказчик с багрово-красным лицом и толстыми щеками. Он с сомнением оглядел потертую одежду Рафаэля и все же любезно пригласил его войти.
– Извольте, сударь, взглянуть. Здесь, внизу, у нас только простые безделушки. Так себе, на скромный вкус. Но если вы потрудитесь подняться, то там, на втором этаже, вы найдете кое-что достойное истинного любителя.
Вероятно, он руководствовался опытом, зная, что порой в скромных карманах и потертых кошельках хранится немалое количество золота.
Рафаэль прошел мимо длинных полок, и, хотя его мрачные мысли были заняты другим, он не мог не удивляться. Тут вперемешку были свалены чучела разных зверей и птиц, старинные зазубренные кинжалы, разрозненная китайская посуда, искусственные цветы из шелка, медные кастрюли и предметы женского туалета.
Его провожатый отстал, и Рафаэль уже в одиночку поднялся по крутой лестнице. Едва он вышел в длинную галерею, его ослепила сияющая мраморная статуя Венеры, несомненно подлинная и драгоценная. Рядом с ней голова Цицерона, случайно украшенная венком из мерцающих в полумраке драгоценных камней. Бесценные камни, в беспорядке разложенные на черном бархате… Тут же буддийский идол, украшенный золотом. Рядом – шкатулки, агатовые чаши, мебель, сияющая перламутром, расставленная беспорядочно, как попало.
– Да у вас тут миллионы! – невольно воскликнул Рафаэль, оглядываясь.
– Потрудитесь подняться еще выше, сударь, – откликнулся румяный служитель, видимо незаметно следивший за Рафаэлем, – вот там вы увидите!..
Рафаэль, не отвечая ему, поднялся по лестнице и вдруг замер, потрясенный. Его ослепленному взору предстали картины Пуссена, Рембрандта, Веласкеса… Рядом античные барельефы, драгоценная утварь из серебра и золота. Ни один музей мира не отказался бы украсить свои залы столь бесценными сокровищами. Чуть в стороне Рафаэль увидел большой ящик, подвешенный на серебряных цепях. Он остановился, разглядывая его.
– Вам хотелось бы узнать, что в нем? – негромко спросил Рафаэля его навязчивый спутник. – Тогда подождите, я позову хозяина.
Рафаэль остался стоять, голова у него кружилась.
«Уж не во сне ли мне все это снится?» – подумал он, оглядывая потемневшие от вечернего сумрака глубокие галереи, где в темноте мерцали шедевры искусства разных стран и времен.
Вдруг луч яркого света ослепил его. Какой-то невысокий старичок, видимо владелец этого таинственного царства, шел к нему, держа в руке лампу. Старичок приблизился. Рафаэль смог его рассмотреть. У старика было лицо, испещренное морщинами, седые волосы падали на высокий лоб, достойный мудреца. Но больше всего поражали его глаза, пронзительные, пытливые, скрывавшие глубокий духовный мир.
– Вы хотите посмотреть моего Микеланджело? – негромко и спокойно спросил старый антиквар.
Рафаэль молчал, не в силах ответить.
Хозяин надавил какую-то незаметную пружину, крышка ящика беззвучно скользнула в сторону. Рафаэлю показалось, что до сих пор он был слеп и только сейчас его глаза открылись. Он увидел божественный лик Иисуса Христа. Святая благость, тихое всепрощение окружили его, затмевая все земное, ничтожное, что мучило Рафаэля последнее время.
– Едва ли вы, юноша, можете вообразить, сколько золота я заплатил за это полотно, – прозвучали слова словно из другого мира.
Все это безжалостно вернуло Рафаэля к его безнадежной трагической реальности, погасило свет последней надежды.
– Только смерть – все, что мне осталось, – обреченно прошептал он.
– Что вас так гнетет? – спросили его негромко, с оттенком сочувствия. – Может быть, ссора с отцом или трагедия любви? О, первое чувство, оно всевластно над юной душой. Или, может быть, вы совершили бесчестный поступок, и это терзает вас? Что же толкает вас свести счеты с жизнью в то время, когда вы еще так молоды и, казалось бы…
– К сожалению, все обычно и буднично просто, – мрачно ответил Рафаэль, – я так близок к смерти, что мне не совестно быть откровенным. Я впал в гнусную и унизительную нищету и больше не могу с ней мириться.
Глаза старика вспыхнули каким-то странным опасным огнем.
– О, я не предложу вам ни денег, ни золота, ни серебра, но я могу сделать вас могущественнее, богаче любого монарха, любого восточного владыки.
Рафаэль смотрел на него, недоумевающий и ошеломленный.
– Это злая сказка или недобрая шутка? – с трудом проговорил он.
– Отнюдь. – Старец повернул лампу и осветил стену над ящиком из красного дерева. – Я проник в вашу душу, вернее в глубину вашего отчаяния, и решил, что могу показать вам этот необыкновенный, единственный в мире… ну… назовем его – талисман. Взгляните на эту шагреневую кожу!
Рафаэль с удивлением увидел на стене кусок шагреневой кожи размером не больше лисьей шкурки.
– Вы смеетесь надо мной? – с глубокой обидой проговорил он. – Это же всего-навсего…
Он подошел ближе и с удивлением увидел, что каждый изгиб шагреневой кожи сверкает и разбрасывает во все стороны ослепительные лучи.
– Как странно. – Рафаэль пригляделся с внезапным вниманием. – Я вижу печать Соломона. Так, во всяком случае, ее называют на Востоке.
– Именно, именно! – воскликнул старик. – Я так и
