подхватывает её, прижимает к себе и шепчет на ухо что-то, ей трудно разобрать его слова сквозь шум в голове, сквозь стук крови в венах. Она цепляется за его свитшот в жалкой попытке удержаться на ногах.
Нико прижимается лбом к её лбу.
— Дай мне шанс, Анди, mi amor… пожалуйста.
Андреа кажется, что её мир рассыпается на части. Мир без Нико, который она так долго и старательно строила своей работой в «Бока Хуниорс», своими попытками в отношения с другими мужчинами, своей самостоятельностью. Этот мир дал трещину ещё в Турине, а теперь развалился с концами.
Она шла по дороге из жёлтого кирпича к своим мечтам, но старательно игнорировала все эти годы одно обстоятельство — когда-то они с Нико хотели достигать их вместе. Пока он не совершил ошибку, которая стоила их отношений. Стоила всего.
И ей до сих пор страшно. До трясучки. До колик.
Но, быть может… он вырос? Так же, как и она сама.
— Я не знаю.
Ей бы очень хотелось дать ему этот шанс. Дать шанс себе. Им обоим. Вновь почувствовать, что значит быть им любимой. Она ощущает это, вопреки разуму, кричащему, что изменник однажды — изменник всегда, и вопреки любой логике о том, что в одну реку войти дважды нельзя. И, наверное, он ловит отголоски сомнения в её словах, потому что едва заметно улыбается. Совсем по-мальчишески.
— Сыграем? Если я выиграю, ты дашь мне шанс. А если ты выиграешь, то… — он отводит взгляд. — То я сделаю так, как ты захочешь.
Фраза «даже уйду» непроизнесённо звенит в воздухе.
Однажды они уже играли. Андреа выиграла тогда, хоть и подозревала, что Нико ей позволил победить. Он хорошо умел бить пенальти.
Она качает головой.
— Я не хочу играть.
Он чуть хмурится непонимающе, но ничего не говорит. Ждёт, как приговора, что она скажет ещё.
Жизнь — это не игра.
Андреа не хочет оставлять такое важное решение на волю случая. Она не хочет вспоминать о Себасе, которого в её жизни, кажется, больше не будет, не хочет думать об Гресии Эспозито, которая подошла бы Нико куда как лучше.
Она хочет Нико — до тянущей боли не только в низу живота, но и в сердце. Она хочет верить ему, любить его, обнимать его. Она хочет…
Хочет попробовать.
Это безрассудно. И глупо.
И нужно. Им обоим. Она чувствует это. Видит в его взгляде, пусть он и шутит. Ощущает глубоко в своей душе.
Коснувшись кончиком носа его щеки, Андреа прикрывает глаза. Мокрые от слёз ресницы задевают щеки.
— Я чертовски люблю тебя, Перальта.
Бонус-глава. Paper Rings. Декабрь 2022 г., Чемпионат Мира в Катаре
В Катаре этой ночью удушающе-жарко.
Андреа впивается пальцами в ткань своих джинсов, порезанных на коленках, и стискивает зубы.
На поле творится что-то невообразимое — под конец дополнительных таймов Мбаппе сравнивает счет, лишая Аргентину возможности закончить финал, не переходя в серию пенальти; французы ликуют, аргентинцы возмущенно поливают его отборными ругательствами, некоторыми — на расовой основе.
Под крики восьмидесяти тысяч болельщиков Скалони выпускает на последние минуты Нико на поле, и Андреа подается вперед, напряженно вглядываясь в его невысокую, но юркую фигуру с двадцать третьим номером на футболке. Сердце замирает в груди, когда Мбаппе в дрибблинге уходит от Кути Ромеро и Лео Паредеса, обходит Энцо Фернандеса — кажется, гол неизбежен, позиция идеальна, но Нико выбивает мяч у Киллиана из-под ног в аут под восторженный вопль трибун, увидевших его финт.
Андреа сползает по сиденью вниз. Она знает: Нико всегда был хорош в таких действиях, кажущихся незаметными на фоне красивых голов и пенальти, но от этого — не менее важных.
Мечта о Кубке Мира могла бы разбиться, если бы не он, и её взволнованно колотящееся сердце наполняется щемящей гордостью.
До свистка судьи, возвещающего об окончании дополнительного времени, остается всего ничего. Где-то на супер-ВИП-местах молится о победе жена великого Месси, Антонелла. Ожидание уже неизбежной серии пенальти тикает в висках.
— Они должны победить, — у Марисоль, мамы Нико, дрожит голос, и Андреа безотчетно берёт её за руку, чтобы успокоить. Её бы саму кто успокоил!
От напряжения сводит даже кончики пальцев.
Свисток.
Скалони собирает вокруг себя команду; список пенальтистов у него давно готов. Андреа молится, молится Иисусу и Деве Марии за Нико, за сборную, за всех, кто приехал в Катар за славой и мечтой, потому что футбол однажды должен победить.
В желудке что-то скручивается, когда Нико идёт к мячу. Да, Мартинес отбил пенальти Кингсли Команы, да только этого мало; Уго Льорис тоже собаку съел на кубковых матчах за сборную.
Он разбегается.
Дыхание у Андреа замирает где-то в горле. Она подскакивает на сиденье.
Нико бьет с левой, низом и по центру.
Льорис почему-то кидается вбок, а мяч легко влетает в сетку почти по прямой.
Андреа не видит лица Николаса, её Николаса, но его радость чувствует, как свою. Чувствует, как эмоции сливаются с общим восторгом стадиона; в ушах закладывает от воплей. Выскочить бы на поле, да пока нельзя.
Тчуамени промахивается.
Леандро забивает в нижний левый от себя угол. На соседнем ряду выдыхает Ками, его жена.
Напряжение разгоняет по стадиону электричеством; гудением, как в высоковольтных проводах, и взрывается финальным единым восторгом, когда Монтьель ставит точку в этом противостоянии, утирая нос и Мбаппе, и Дидье Дешаму, и Эммануэлю Макрону, и всем-всем-всем, кто собирался «остановить Месси».
Андреа плачет.
Она не сразу осознает это, но она плачет, на самом деле ревет, и глаза застилает пеленой. Она почти не видит, что происходит на поле; Марисоль обнимает её, и у неё глаза тоже на мокром месте. Имя Нико срывается с губ Андреа прежде, чем она успевает зажать рот ладонью.
Её сметает счастьем, как потоком.
Победили. Они — победили. Пройдя весь этот адский путь от позорного проигрыша Саудовской Аравии, от шуток на тему «кто круче на турнире, Месси, Роналду или Мбаппе», до победы через пот, невероятный труд и уверенность в собственных силах.
Он победил.
Несмотря на травму в «Лацио», несмотря на долгое форсированное лечение, несмотря на отсутствие игровой практики на полях Катара, он победил. Он уделал Мбаппе.
Андреа плохо помнит, что было дальше. Они с Марисоль прорываются на поле незадолго до начала церемонии награждения, и там уже полно народу. Нико сжимает её в объятиях, от него пахнет потом, газоном, горячим катарским воздухом и чистой радостью; он шепчет «победили, mi amor, мы победили», и