с Фредериком состоялось и дальше с ним общаться я не собиралась. Задница прекрасно помнила каково это невозможность сесть.
Иногда по вечерам я бродила по дому… и я была бы не я, если бы не заглядывала к нему в кабинет и не наблюдала украдкой, как он сидит за какими-то документами и книгами. В очках, склонившись низко над бумагами, что-то изучает. Мне было плевать что именно, но я была уверена, что это нечто очень сложное и очень важное. Потому что прекрасно понимала какое сейчас время. Я не пряталась в кокон возраста. Я по долгу смотрела телевизор, читала газеты. Я была в курсе, что происходит в мире и, в частности, в нашей стране.
При всех проблемах мы жили роскошно и задавать себе вопрос каким образом было бы глупо. Все это наживалось явно незаконными путями. Какими именно меня не интересовало.
Вначале меня радовало, когда он уезжает. И его подолгу нет дома. Тогда я лазила по огромному особняку, заглядывала во все комнаты, рылась в ящиках, искала…Ведь должно здесь быть что-то, что я могу использовать против НЕГО?
Нет, я не думала, что-то украсть. Скорее найти какой-то компромат, узнать лучше своего хромого хозяина. Мне до трясучки хотелось знать его имя. Казалось, что тогда он перестанет быть таким страшным и загадочным. Имя изменит его образ.
Потому что у человека есть имя…а Шопен пока что был для меня не человеком. Дьяволом – да. Сверхразумом. А я не хотела его бояться, я хотела начать понимать его, хотела к нему привыкнуть настолько, насколько привыкла и изучила мачеху и отчима. Но вместо этого за несколько месяцев ничего так и не изменилось…
А потом мне стало без него скучно…Уезжает, а я тыняюсь по комнатам, по улице, кормлю собак, играю с ними, а сама… а сама жду, когда он приедет. Потому что с ним жизнь становится намного интереснее, потому что, когда Шопен приезжает этот дом оживает.
В ту ночь я проснулась от того, что мне приснился кошмар, а когда села на кровати то поняла, что кошмар не закончился…потому что на моей простыне была лужица крови. Я закричала и бросилась в туалет. Кровь потекла по ногам. Оттуда. Я тронула промежность рукой и едва не потеряла сознание, когда увидела, что моя рука окрасилась в красный цвет.
О господи! Я что умираю? Почему у меня оттуда течет кровь? У меня что-то лопнуло внутри? Порвались кишки?
- Шопеееен! – сама не знаю, как заорала и позвала его, - Шопееен!
От ужаса я кричала как резаная, стоя голая в ванной, дрожа всем телом.
- Что ты орешь? Открой! Я сейчас вынесу дверь!
Услыхала знакомый голос за дверью и на нее явно налегли. От одной мысли, что он войдет увидит это унижение у меня перед глазами потемнело.
- Нельзя! Не трогай дверь!
- Чего ты орешь?
- Я … я умираю!
- Судя по голосу ты более чем живая…
- Я…умираю, Шопен…правда…умираю… Божечкии, - заскулила видя, как розовая вода стекает в сток.
- Ты! Открой немедленно! Что ты наделала?
- Ничего…здесь кровь. Ее так много.
- Ты что порезала себя?
- О боже! Нет… у меня кровь. Много крови.
- Открой дверь!
- Нет! Пожалуйста! Нет!
- Лиза! Маленькая! Просто скажи, что за кровь, где?
- Там!
- Где там, Лиза?
- ТАМ! – крикнула я и задрожала всем телом. – У МЕНЯ ТАМ КРОВЬ!
На какое-то время стало тихо, а потом послышался его хохот. Надтреснутый как всегда и такой противный, что я забыла о том, что умираю. Мне захотелось открыть дверь и вцепиться в него ногтями. До крови. Мне так страшно, а он смеется? Чудовище!
- Лиза…тебе сколько лет?
- Какая разница? Какая?
- Тринадцать. Тебе что никто не говорил, что в тринадцать у девочек появляется кровь и потом идет каждый месяц?
- Нет! Какая кровь?
- Блядь! Твоя мачеха тупая тварь! Ты не умираешь, Лиза! Ты просто стала взрослой. Девушкой. Это нормально. Все девочки через это проходят. Так что хватит реветь. Мойся и вылазь оттуда…
- Не вылезу!
Вся краска прилила к моему лицу, я представила себе, как он стоит там весь растрепанный, с этими непослушными космами и смеется своим большим ртом. Потому что я оказалась еще тупее, чем он думал. Потому что я ничего не знаю о своем теле, а он знает. Какая же я дура. Зачем я его звала? Зачем?
- Спокойной ночи, Лиза. Завтра у тебя уроки музыки…
- Но я же…
- Ты не умираешь. У тебя начались месячные. С ними учатся, работают и живут больше половины жизни. Так что хватит там пускать слюни и сопли. Умереть сегодня не получится. Подложи пока что вату и бинт они в шкафчике в аптечке у тебя в ванной. А завтра получишь все средства гигиены.
И снова рассмеялся. Где-то уже у двери крикнул:
- Поменяй постель! В шкафу запасное постельное белье. Слуги уже спят.
Глава 6
Он уселся за стол и тут же начал наполнять свою тарелку салатами. А у меня в крови адреналин зудит-гудит. Мне войны и крови хочется. Но я понимаю, что эти аристократы как раз-таки ждут, чтоб я облажалась в первый же день. Я приняла вызов. Теперь мне здесь нравилось все больше.
Светлана уселась рядом со мной и тут же принялась подсыпать мне еду, заботливо интересуясь, что именно я буду. Ее сынок уставился в смартфон. Происходящее вокруг его больше не занимало.
– Этот паштет меня учила готовить еще моя бабушка. Я всегда учу Ларочку, но она равнодушна к кухне… если захочешь, я и тебя научу. Настоящая хозяйка должна уметь готовить, ведь путь к сердцу мужчины лежит через желудок.
– И не только через желудок, – сказала я и насладилась ее мгновенным смущением. Почему-то злорадно подумалось о том, что с этим «не только» у них все паршиво, раз Барский ходит на сторону. Она слишком хорошая, приторно хорошая. Такие надоедают до оскомины на зубах. Ее вот эта покладистость совершенно не сочеталась с буйным нравом Барского.
Ничья его девочка. У. Соболева
Месячные стали для меня неким шоком, потому что я не задумывалась о своем теле. Да, я себя любила, да, я себе нравилась. Но многого, конечно, не знала и все мои познания о половой жизни
